Кроме нас над северной часть Хонсю очень часто летает один из наших двух самолётов-разведчиков. По его наводке гвардейцы в МБК уже с десяток колонн противника разгромили, подловив их на марше, да и моряки много интересного узнают, что позволяет им осуществлять быстрые и успешные рейды вдоль побережья, уничтожая корабли противника и накрывая огнём места скопления войск на дальних рубежах.
«Гиацинты» показали себя во всей красе. Батарея в восемь стволов может с расстояния в пятнадцать — двадцать километров довольно точно обрушить на врага до тонны снарядов в минуту. Генерал Каргальский, поучаствовавший со мной в нескольких вылетах, сам поработал корректировщиком и был в полном восторге от новых возможностей артиллерии.
Ещё бы. Не каждый день своими глазами увидишь, как двадцатиминутный артналёт может уничтожить целый пехотный полк, готовящийся к атаке. Теперь это увидят тысячи. Мы всё успели снять на плёнку.
На юге Хонсю ситуация более спокойная. После того, как мы, практически без боёв, заняли остров Сикоку, то вопрос с захватом военно-морской базой Куре и города Хиросимы был предрешён. Как только на Сикоку закончат строительство временного аэродрома, так оба объекта сразу же попадут по пресс авиации. Расстояния для неё там смешные. За полчаса самолёты взад-вперёд обернутся, вываливая на головы врага по двенадцать тонн авиабомб за вылет.
Пока бомбардировщики другим заняты. Как только мы узнали, что сёгунат объявил о созыве ополчения, так они сразу занялись другими, заранее разведанными целями — складами продовольствия в портах.
Мы не зря потратили столько сил и времени, организовав морскую блокаду Хонсю. В том же Токио, уже к началу весны было голодно. Продовольствие — наш главный рычаг противодействия, который не позволит сёгунату использовать свой основной козырь — огромный резерв ополчения. Воевать против армии, впятеро превышающей наши силы — мы в крови умоемся, и не факт, что устоим.
Склады можно было и раньше уничтожать, но штаб Алябьева предложил свою стратегию. Не быструю, но оттого не менее действенную.
Оголодавшее ополчение — это мощный дестабилизирующий фактор, способный достаточно быстро превратить центральные районы Хонсю в зону хаоса и мародёрства. Если учесть, что японцы и без того сёгунат не слишком любят, а теперь, после целой череды поражений и, не уважают, то легко можно представить, что случится, когда население получит в руки оружие. Не дожить теперь сёгунату до следующего урожая. И чем больше ополченцев они успеют вооружить, тем лучше для нас.
В мои планы внесла свои коррективы погода. Небо затянуло тучами, что, впрочем, соответствовало прогнозу синоптиков, предсказывающих целую неделю непогоды.
Кстати, вовремя. Пилоты уже какой раз намекают, что пора дирижаблю на регламентный осмотр отбыть и радуются, что у нас реактивные двигатели. Всё-таки регламент у них пятьсот часов, а не триста, как у ярославских моторов. Так что лететь дирижаблю на Сахалин, где у нас есть все необходимые специалисты и уже завезено оборудование, но прежде нас надо до Владивостока доставить.
Мы попытаемся загадку Тоямы разгадать.
Токио, после ложной высадки русского десанта в Тояме, выслал туда неполный пехотный полк. Обратный путь мы ему постарались максимально осложнить, разрушив в десятках мест дороги через перевалы, но полк никуда уходить не стал. Более того, как нам позавчера доложили с «Рюдзина», на выходе из бухты, на одной из самых высоких скал, был замечен большой имперский флаг. Если это знак сдачи или готовности перехода полка на сторону Императрицы, то открываются крайне интересные варианты.
Местоположение Тоямы, в военном плане, очень выгодное. Заполучить там полк союзников, позиции которого легко прикроет артиллерийским огнём пара моих канонерских лодок, крайне заманчиво. Мы можем получить плацдарм в центре Хонсю, куда начнут стекаться сторонники возврата Императорской власти.
— Собрать бы там полка три — четыре, и судьба Осаки, если что, второго по величине города на Хонсю, будет решена. Удара с трёх сторон: с моря, с юга и с северо-востока этот город, с его трёхтысячным гарнизоном, отразить не сможет. Сдадутся, как миленькие, — подвёл итог наших споров про загадочную Тояму Алябьев, решивший поучаствовать вместе с нами в крайнем вылете над северными позициями.
До Владика мы долетели только к вечеру, когда начало темнеть.
Непогода жуть как разыгралась. Шквалистый ветер на всех высотах, который всё усиливался и усиливался. Мотало нас, не хуже, чем моряков во время девятибального шторма. Дирижабль жаловался, плакал и поскрипывал всеми сочленениями.