-- Не-ет, невозможно, я всю ее одежду знаю.
-- А про топор, помнишь, мы спросили, и бабушка сказала, что никакого топора не было?
-- Да был топор, был, он всегда вместе с молотком лежал под ванной. Потом бабушка, я сам видел, завернула их в тряпку и выбросила.
-- И куда выбросила?
-- В туалет, что в парке. Мы с ней вместе туда ездили, и я видел завернутый топор в сумке. Когда она из туалета вышла, сумка была пустая.
-- Ты по маме скучаешь, да? -- решил сменить тему Сергей.
-- Да, без мамы плохо, но они с папой ссорились, а мне и папу жаль и ее тоже. -- Роман задумался. Маму он, конечно, любит, ведь она -- мама! Вот если бы они жили с папой, которого он тоже любит, и никогда не ссорились... Но ведь тогда бабушка с папой не уживутся -- он ее "не устраивает", а ссоры продолжатся. Раньше он не понимал, из-за чего они постоянно ссорятся и даже дерутся, а потом узнал -- из-за мужчин, которые "спят" с мамой. Ах, как же он ненавидел этих мужчин и как была ему противна из-за них мама! Ну чем ей плох папа?! Когда мама с бабушкой дрались, то его выпроваживали из квартиры. Но он стал притворяться спящим и все, все видел и слышал, а потом, накрывшись одеялом, плакал. Ему казалось, что больше виновата мама -- почему она так поздно домой приходит? От этих "почему" просто голова трещала...
Настроение у Романа, когда он вспомнил о домашних неурядицах, испортилось. Никитин заметил это по глазам мальчишки.
-- Не будем, Роман, больше о грустном, давай лучше представим, как ты завтра встретишься с отцом.
-- А если он к поезду не придет?
-- Придет, придет, если б ты знал, как он тебя ждет! Твой отец помогал нам тебя искать, даже отпуск на работе брал. Но поехать сюда не смог. Не обижаешься?
-- Да нет, я все понимаю, только я его тоже так ждал, так ждал...
-- Не грусти, Ромка, теперь уж немножко осталось, потерпи. Может, поспим?
-- Нет, спать не хочу.
-- Ну тогда давай попьем лимонада. -- Сергей достал бутылку лимонада и стал разливать его в пластмассовые стаканчики. Лимонад был пахучим и не слишком холодным, Никитин купил его с мороженым на вокзале перед самым отъездом. Потом ели мороженое "Крем-брюле".
-- Слушай, а ты "жаворонок" или "сова"? -- спросил Сергей.
-- О чем вы? -- не понял Роман.
-- Ну, "жаворонок" -- это человек, который встает рано, а "сова" -- наоборот -- любит поспать. Я, к примеру, "сова".
-- А я и поспать люблю и встаю рано.
-- В общем, гибрид! -- рассмеялся Сергей. Признания Романа обрадовали его и были просто бесценны. Никитин думал, что все будет значительно сложнее. Теперь же он знает, где искать топор, самую главную улику преступления, о чем Роман пока не догадывается. А может и догадывается, но не хочет говорить. Во всяком случае, мучить мальчишку разговорами о матери больше не стоит. У Романа наверняка есть и другая информация, но об этом можно и попозже.
Колеса вагона мерно постукивали на стыках рельсов. Окошко завешено шторкой, за стеклом вагона -- ночь, темно и холодно. Привалившись к стенке купе, Роман наконец задремал. Раздевать и укладывать в постель Сергей его не стал -- пусть пока так поспит. Вот как придет из ресторана молодая чета -- тогда и уложит. Одной рукой Роман и во сне придерживал стоявшую рядом клетку. Нахохлившись в уголке клетки, дремала и Бескрылка. "Надо же, -- думал Сергей, -- даже во сне боится потерять ее. Сам-то, оставшись без матери, -- та же Бескрылка. А сколько их, брошенных родителями или сбежавших от них, детей-бескрылок, подобных Богдану и многим-многим другим, сидят ежедневно в людных местах с протянутой рукой и просят у прохожих подаяние! И это при живых-то родителях!.."
39
Роману не спалось. Он то проваливался в короткий, непрочный сон, то вдруг вздрагивал и начинал прислушиваться к ночным, таким необычным дорожным звукам. Потом вновь дремал и вновь чутко вздрагивал при каждом не вписывающемся в монотонность перестука колес толчке. Поезд иногда останавливался, но как-то неплавно, будто утыкаясь в непробиваемую стену, и Роман всем телом резко дергался вперед. Да и какой уж тут сон, если через несколько часов долгожданная встреча с отцом! Жить он будет только с отцом и только у него, к бабке больше не вернется.
-- Да ты настоящий "жаворонок"! -- сказал, проснувшись, Никитин.
-- И "сова", -- добавил Ромка, радуясь, что теперь есть с кем поговорить. Уж так надоело думать и думать.
-- Почему и "сова"?
-- А я почти всю ночь не спал.
-- Неужели? -- удивился Сергей. -- Нет, но я-то хорош: ты не спишь, мучаешься, а я напрочь отключился. А-я-яй! -- Никитин быстро поднялся, надел спортивные брюки, достал из небольшого чемоданчика полотенце с мылом и пошел умываться. Ромке сказал: -- Вставай и ты умываться. Негоже выходить к отцу неумытым.
После утреннего туалета и чая вышли в коридор. За окном мелькает столько интересного, что не оторваться. Пассажиры просыпались, ходили кто в туалет, кто за чаем. Словно боясь опоздать, поезд на пригородных станциях лишь чуть сбавлял скорость. Вот уже промелькнули металлические конструкции железнодорожного моста через водохранилище...
-- А во-он, кажется, и наши, -- первым заметил Шилова с Сунцовым Никитин.
-- Где, где? -- Роман нетерпеливо прильнул к окну.
-- Смотри ближе к центральному входу.
-- Вижу, вижу папу с каким-то дядей! -- крикнул Роман и, выставив клетку с Бескрылкой перед собой, тараном двинулся по узкому коридорчику. Предупреждение Никитина, что еще рано и поезд не остановился, он и слышать не хотел. Никитин еле поспевал за ним и, если б не рослая проводница, так вовремя преградившая Роману дорогу в тамбур, тот, не задумываясь, спрыгнул бы вместе с клеткой на перрон. Вскоре состав остановился, и Роман первым выскочил из вагона. Вот и долгожданная встреча с отцом: возгласы, объятия, слезы.
-- Папа, папочка... -- говорил плача Роман. -- Мне без тебя было так плохо! Если б ты только знал...
-- Знаю, сынок, знаю, родной мой, -- отвечал Сунцов дрожащим голосом, крепко прижимая к себе сына. -- Но теперь мы вместе, и все плохое позади. Слышишь, сынок, теперь ты со мной!.. -- Так и стояли, плача и смеясь, а спешившие туда-сюда пассажиры обходили их стороной.
Чтобы не смущать Сунцовых, Шилов и Никитин отошли. Им тоже есть о чем поговорить.
-- Ну, какие планы? -- спросил Шилов.
-- Домой бы заглянуть, помыться и все остальное... А что, нельзя?
-- В принципе, можно, но попозже.
-- Что-то срочное, да?
Сделав паузу, Шилов ответил:
-- Первый официальный допрос Мошневой, представляешь?
-- Неужто?!
-- Да, после нашего вчерашнего с тобой разговора прокурор подписал постановление о взятии Мошневой под стражу.
-- И уже взяли?
Шилов глянул на часы.
-- Вот-вот должны в отдел подвезти. Жихарев уже ждет. Приедем -- и на допрос.
-- А что с Романом делать?
-- Жихарев говорил, мальчишку трогать пока не стоит. Но Мошнева может потребовать очной ставки с внуком, так что в отдел его доставим. Попросит -- покажем, но через окошко. Она небось думает, что мы блефуем.
-- Тогда их, -- Никитин кивнул на Сунцова с сыном, -- предупредить надо.
-- Предупредим.
-- Кстати, Рудаков утром говорил, чтобы сегодня же занялись топором, это важно. Его надо достать из выгребной ямы и срочно отправить на экспертизу. Лучше всего это было бы тебе провернуть.
Никитин стрельнул бровями вверх.
-- Да-да, тебе. Можешь Носарика, или как там его, ну, последнего ухажера Сунцовой привлечь со спецмашиной. Пусть бесплатно откачает из ямы и топор достанет.
-- Даже и не знаю, что сказать, -- почесал голову Никитин. -- Прямо-таки не ожидал такого доверия, -- вздохнул то ли в шутку, то ли всерьез. -- А вдруг Ершова на работе нет?
-- Не проблема, вызывай любую другую машину. Только вначале надо на месте определиться, может, и без машины обойдешься. Советую прихватить фонарик. Но это, сам понимаешь, после допроса... Так, давай-ка помолчим, Сунцов с Романом идут.