-- А номерок-то квартиры Бородулина все-таки рядышком с квартирой Мошневой. Тут надо разобраться, хотя есть и сомнения -- соседи как-никак? Что еще?
-- Про мужа говорил, про бабку и мальчишку тоже. Да, вот еще, муж Тамары на заводе работает. Мошнева посетовала, что совсем спился, но алименты платит регулярно и вовремя. А участковый говорит, мужик вроде ничего, просто Тамара с ним жить не захотела. Уж что между ними произошло, ей Богу, не знаю.
-- Давай-ка закругляться, -- Шилов зевнул. -- Значит, с мужем надо поработать -- раз, -- стал он загибать пальцы, -- с соседом Бородулиным -- два, попытаться установить всех любовников и с кем уехала -- три, с ее мамашей -- четыре...
-- Да с ней-то зачем? -- перебил Сергей.
-- А затем, что мне, к примеру, непонятно, почему так долго на дочь в розыск не заявляла. Почему? А-а, молчишь, то-то...
-- Ждала, наверно, надеялась, вот-вот вернется.
-- Не знаю-не знаю. Можно ждать месяц, два, ну от силы три, но не больше. Хотя это мое личное мнение и я его тебе не навязываю. Но разобраться надо. Значит, бабушке напомнил насчет розыска?
-- Да, объяснил, что и как, потом участковый еще добавил.
-- Вот и ладненько, пусть пока думает, пишет, оформляет. Мы подключимся, но подталкивать ее не будем. Надо еще самим кое в чем разобраться. Я поговорю с Рудаковым. Жаль, что ты не спросил про операцию дочери, а надо бы...
-- Как не спросил? -- обиделся Никитин. -- Спрашивал, а Мошнева сказала, что ни о какой операции не помнит.
-- Так и сказала? -- расстроился Шилов. -- Это уже хуже: на теле убитой, как помнишь, был послеоперационный рубец. Да-а, неувязочка получается. -- Сморщив лоб, Шилов умолк.
-- Получается так, -- вздохнул Никитин.
-- Но можно в заводскую поликлинику проехать. Уж там-то наверняка по медицинской карте скажут, была или не была операция. А если это не Тамара? -- сказал задумчиво Шилов. -- Хотя в принципе мы ничего не теряем. Давай, смотайся завтра в поликлинику, делу это не помешает. В общем, ты туда, а я с мужем Тамары потолкую. И все это надо провернуть в темпе, без сучка-задоринки.
"При чем тут сучок с задоринкой?" -- подумал Сергей, а вслух спросил: -- А как же номер квартиры Бородулина? Может, и тут ошибка вышла?
-- Не исключаю. Я попросил экспертов еще поработать с газетами: столько месяцев пролежали в колодце, там же все порасплылось. Плохо, что нет названия улицы, а квартир с такими номерами сколько угодно. Бородулина я тоже на себя возьму. С ним лучше оперативным путем разобраться.
-- Как это?
-- С помощью агента, у меня такой есть. У тебя-то ведь пока ничегошеньки: гол как сокол. А оперативник без агентурного подкрепления -- ничто. Запомни, к слову пришлось.
-- Да как, если не секрет, оперативным-то путем разбираться будете?
-- Тут коротко не расскажешь, времени в обрез. Как-нибудь посидим, пивка попьем и без спешки потолкуем.
6
Антонина Андреевна Мошнева четвертый месяц жила замкнуто, на улицу почти не выходила, в разговоры ни с кем не вступала. А все из-за единственной, любимой доченьки Тамары. Вот и милиция пришла узнать насчет нее. Пришлось объясняться. Мошнева смахивала с лица слезы и, мрачно потупив глаза, молчала, думая о чем-то своем.
С ее слов, в тот роковой вечер дочь Тамара пришла с работы раньше обычного и радостно заявила, что уезжает "на смотрины" в Подмосковье. Дочь так радовалась, что наконец-то встретился порядочный человек, который любит ее и даже готов жениться, несмотря на то, что она с ребенком. Уехала -- и с тех пор как в воду канула. Антонина Андреевна припомнила, что дочь надела тогда новую, только что купленную на деньги матери шубу. Охала и ахала, что разрешила уехать в такой дорогой шубе -- ведь могли и позариться. Искать же человека в Подмосковье, не зная с кем и к кому она уехала, все равно что искать иголку в стогу сена.
Прижимая к себе десятилетнего внука Романа, пугливого, по-детски неуклюжего и такого же, как она, замкнутого, Антонина Андреевна всплакивала. Все, кто в последние дни соприкасался с постигшим бабку горем, по-человечески сочувствовали, понимая, что если Тамара не найдется, нелегко ей будет доживать свой век с малолетним внуком. Здоровьем бабка и раньше не отличалась, а под старость болячек стало просто не счесть. Больше всего беспокоили глаза: слепла. А кроме внука Романа из родных у нее никого не осталось.
7
-- Вы ко мне? -- настороженно спросил лысоватый, с волнистыми разводами красных прожилок на щеках, мужчина неопределенного возраста, не приглашая Шилова в квартиру.
-- Если вы Михаил Сунцов, то к вам. Вот удостоверение.
Сунцов бросил взгляд на удостоверение и кивнул.
-- Тогда проходите. Старики в церковь ушли молиться, -- сказал, словно оправдываясь.
Снимая плащ и фуражку, Шилов заметил, что квартира однокомнатная, изолированная, с небольшими кухней и коридором, совмещенными ванной и санузлом. Прошел в комнату, сел на услужливо предложенный стул. В комнате чисто, на полу два ряда домотканых дорожек, на кровати множество подушек и подушечек, на стене в рамках фотографии, в углу две небольшие иконки. "Прямо как в деревне", -- подумал Шилов, вспомнив своих родителей. Перед тем как идти к Сунцову, он ознакомился в архиве с его судебным делом, встретился с работником БХСС. Дело было обычным... и необычным. Молодой инженер после института "распределился" на шинный завод. Вскоре женился на Тамаре Мошневой, работавшей на соседнем заводе. Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Дом родителей попал под снос, старики переселились в однокомнатную, а он с Тамарой в двухкомнатную квартиру. Родился сын Роман. Казалось, живи да радуйся, но радости не было. Как вскоре понял, жена его не любила. А потом началась ревность, выпивки и кражи с завода шин. Несколько раз сошло, а однажды родная жена на него же и заявила. Дали срок. Думал, что вернется и все уладится, но жгла обида -- ни разу не приехала и ни одного письма не прислала. Писал сын, если б не он... Да, ради Романа простил бы все, даже измену. Не пустила. Сколько потом не приходил и не просил сойтись -- бесполезно. Как-то в начале зимы бросила обидное, что он ей противен и что есть человек, которого она любит. Михаил пригрозил, что убьет ее. Несколько раз по пьянке попадал от дома Тамары в вытрезвитель. Однажды встретил жену с любовником и избил его. Опять милиция. Спасибо участковый помог, иначе получил бы второй срок.
-- Я пришел поговорить про Тамару, вашу бывшую жену. Может быть, что по ней проясните? -- спросил Шилов, замечая, как Сунцов, опустив голову, вздрогнул.
-- Что прояснить-то? -- поднял он наконец глаза.
-- Когда вы ее в последний раз видели? При каких обстоятельствах и где?
-- Не помню, давно это было, месяца четыре... После того как побил в парке ее хахаля, больше не встречались. Что толку, все равно не пускает... К родному сыну не пускает! -- вскрикнул обиженно.
-- А вы хорошенько подумайте -- может быть, все-таки встречались?
-- Сказал нет, значит, нет. Она меня больше не интересует. Хватит, перегорело. Пусть живет как хочет.
-- Тамары больше трех месяцев нет дома. Пропала она, я потому и спрашиваю. Вы что, не знали об этом?
-- Как пропала? Куда пропала? Шутите? Извините, но мне надоели эти шуточки!
Сунцов неподдельно заволновался, красное лицо стало почти фиолетовым, он тер ладонями лоб, щеки, шею.
-- Да нет, не шучу. Какие уж тут шутки? Мать говорит, с кем-то уехала в Подмосковье. Вы что, после драки к сыну так ни разу и не приходили?
-- Нет, не приходил. Я же сказал, что Тамара запретила. И мать, ведьма старая, тоже не позволяла с Ромой встречаться. Вот я и отстал от них. И участковый посоветовал переждать, иначе посадят. Вот и послушался...
-- А с кем Тамара встречалась, знали?
-- Знал, как не знать. Юшков некий, на КИПе работал, теперь, говорят, куда-то перевелся. Веселый малый, такие бабам нравятся. Еще по разговорам и другие мужики были, но я не видел, не стоял, как говорится, у ног.