Когда за мужем щелкнула калитка, Валентина присела на стул и, глядя в окно, задумалась. Вспомнилась свадьба, потом -- как с Егором строились, а им завидовали, как в город переезжали. К городу так и не привыкла, все тут не так, как в деревне. Если б не болезнь, ни за что из села не уехала. Когда недавно на работе у Егора стали по шесть соток давать, упрашивала его их взять или вообще купить поближе к городу какую-нибудь хатенку-развалюху, а потом ее переделать. Но чтобы непременно был свой огород. "Поизносился я, -- молча передразнила мужа. -- Какой смысл?" Как это какой? Дело идет к пенсии, попробуй прожить на пенсию по нынешним-то временам и ценам. Уж был бы сам городской... Ведь деревня деревней, к тому же и без образования, а туда же... "Хватит, нажился в грязи, хочу пожить по-человечески". Долго еще Егору доставалось за глаза от Валентины. Потом мысли повернулись в его защиту. Уж не такой он и плохой. Зарплату до копейки отдает, к пьянчугам не прилипает, а хозяин -- каких поискать. Куда ни глянешь -- все его рук дело. Хотя бы вот эти, асфальтовые дорожки во дворе и перед домом. Неблизко возил на тачке содранные с дороги пласты старого асфальта, потом их растапливал и уложил асфальт в приготовленные из металлических уголков формы. Как же все были довольны! И вообще, когда муж работает -- не нарадуешься. А с земелькой она его со временем утолчет, надо только выбрать момент поудобней. Земля нужна, без нее что за жизнь? К сватье как приедешь да повкалываешь на огороде, а у нее есть где развернуться, слов нет -- устанешь, а вот голова -- не болит. Зато в городе все время сидит на таблетках. Нет, он должен ее понять... А то поизносился, нет, муженек, рано еще...
Помолчала, потом тряпкой протерла окно. Мысли переметнулись совсем на другое, о чем лучше б и не думать.
Чего тянет с анализами в поликлинике, чего? Уже давно пора провериться и хотя бы знать, что ожидает, к чему надо готовиться?
Скрипнула калитка, во двор вошла младшая, Елена, -- рослая, красивая, фигуристая. Она степенна, разговаривает всегда с улыбкой. Бросив взгляд на окно и не увидев матери, Лена поднялась по порожкам на веранду. Слышно, как вытерла о половик сапоги, а войдя в коридор и включив свет, игриво спросила:
-- Кто-кто в теремочке живет? Есть ли кто живой?
-- Есть, дочь, есть -- бабка Валюшка да Егорка дедушка, -- ответила Валентина и, подойдя к дочери, подставила щеку для поцелуя. Та поцеловала. Вроде и мелочь, а матери приятно.
-- А папа где? -- спросила Лена, вешая в коридоре пальто.
-- Да вот уехал к какому-то Лёне-костоправу. Сама жду.
-- Все будет нормально. Небось волновался, а зря. Можно б было и толковым массажистом обойтись. Вот закончу учебу -- освою.
-- Давай, давай, будешь нам с отцом спины выпрямлять. В больницах-то такие очередяки, что никакого настроения туда идти нет.
Лена ушла в свою комнату, а Валентина стала готовить ужин. Муж придет, а у нее все готово. Лишь бы в настроении пришел.
V
Занятая на кухне (сколько же времени она у нее отнимает), Валентина не слышала, как во двор вошел Егор. Лишь зашторивая занавески, увидела его стоящим сбоку от сарая. Муж курил, и огонек сигареты плавно описывал в темноте полукруги. Раньше Егор курил только сигареты "Прима", теперь папиросы, сигареты, -- все, что попадется. Сколько раз пытался бросить курить -- бесполезно. Терпения хватало самое большее -- на неделю, потом начинался такой псих, что жена говорила: уж лучше кури. Егор и сам признавался, что характером оказался слабоват. Вот Антон, брат жены, тот как решил бросить, так и бросил.
Приоткрыв форточку, Валентина позвала мужа ужинать. Огонек окурка полетел в сторону каркаса теплицы, а Егор, кхекая и шмыгая ботинками по асфальтовой дорожке, стал приближаться к окну. Постучав по стеклу и приподняв правой рукой на голове шапку, Егор смотрел на Валентину и улыбался.
-- Иди быстрей, чего смеешься? -- недовольно крикнула Валентина. -- Картошка стынет, да и кино поглядеть хочу.
-- А ты, подруга, ничего не заметила? -- допытывался Егор, по-прежнему держа руку у шапки.
-- Не-ет, а что? -- не поняла сразу жена. -- Пошутить, что ли, надумал? Иди, иди, хватит ухмыляться.
-- Ухмыляться, -- протянул Егор, -- можно подумать, больше делать нечего. Ты погляди, где руку держу? Другая бы давно сообразила, -- прогудел Егор недовольно и пошел к веранде.
"А ведь в самом деле руку вверх поднимает -- знать полегчало, -- дошло до Валентины. -- Слава тебе, Господи, теперь хоть ныть меньше станет".
А Егор удивлял. Войдя в коридор, он без чьей-то помощи сравнительно легко разделся, потом осторожно, но все-таки согнулся, расшнуровал и снял ботинки. Выпрямившись, стоял улыбаясь перед женой и дочерью.
-- Удивительно! -- первой воскликнула Лена. -- Неизвестный костоправ исцелил батю. Надо же, какой нашелся чудесный лекарь!
-- Даже не верится, -- добавила Валентина. -- Хотя прошлой ночью мне сон приснился, теперь уж точно не вспомню о чем, но хороший, вот и сбылось. Ладно, Егор, мой руки да садись за стол. Мы с Леной тебя дожидались. -- Валентина стала разворачивать завернутую полотенцем кастрюлю с пахучей картошкой и раскладывать ее по тарелкам. Помыв руки и осторожно втиснувшись на свое "персональное" место, Егор принялся за еду. Но, чувствуя нетерпеливость жены с дочерью побыстрей узнать о подробностях лечения, отложил вилку и интригующе, сверхдовольный, сказал:
-- Ну и Лёня-костоправ! Мо-ло-дец, да и только! -- Повернув лицо к жене, добавил:
-- А скажи, как быстро обернулся? Сам себе не верю, ведь если честно, то идти к нему не хотел. Думал -- намнет спину, отчего еще хуже станет. А вообще-то все могло и раньше сорваться. Ага, запросто.
-- Чего так? -- спросила из любопытства жена. Но Егор, махнув рукой, вновь принялся за еду. Как тут не придать значимости своей персоне, ведь первый и, возможно, последний раз побывал у костоправа. Однако молчание Егора затягивалось, и Лена нетерпеливо напомнила:
-- Может, все-таки расскажешь, как какой-то Лёня тебя лечил?
-- Ага, ага, сейчас и расскажу, дай горячей картошки хватануть, а то совсем остынет. -- Поев, отодвинул тарелку и достал сигареты.
-- Поднимаюсь, значит, на второй этаж, -- начал он, -- вижу: дверь открывается и выходит оттуда женщина, не сказать чтобы молодая, но и не старая. Ага, выходит и вниз спускается, а я не спеша на площадку поднимаюсь. Слышу за дверью громкую перебранку: женский голос кричит почем зря, а мужской тоже не уступает. Думаю, что не вовремя приперся, но не вертаться же обратно? Будь что будет -- и нажал на кнопку звонка. Крик прекратился, дверь вскоре открылась, и стоит передо мной женщина, вид такой, будто из парной только что выскочила. Спрашивает -- вам кого? Если можно, говорю ей, мне бы Леонида Палыча. Обернувшись вовнутрь, та крикнула: "Иди, опять к тебе!" Повернулась и ушла, а в коридор вышел мужик приблизительно моих лет, но раза в два потолще и с огромными кулаками. Это я как плотник сразу заметил.
-- Чего тебе? -- спросил хмуро этот самый Леонид Палыч. В комнату, между прочим, не пригласил, объясняюсь с ним через порог. Да ладно, думаю, с меня не убавится. Спрашиваю с подходом:
-- Леонид Палыч, люди о вас много хорошего гутарят, а у меня шейный хондроз приключился. Выручай, не обижу.
Дернув плечами, костоправ недовольно изрек, что люди и набрехать могут и что у него сейчас семейная обстановка не позволяет. При этом махнул рукой на комнату, куда только что уплыла жена. Вот и все, думаю, уйдет, хлопнет дверью и калпек моему лечению. А он между тем нет-нет, да матом полоснет, да матом.
-- Пап, может без этих самых матюков обойдемся, -- поторопила Лена.
-- Не перебивай, говорю, как было, -- ответил упрямо Егор. -- Значит я Лёне опять с подходом свое долдоню, что люди почем зря не болтают, а он ни в какую. Чую, скоро дверь передо мной захлопнется. Вот тогда я и передал ему привет от своего бригадира. Сказал, что он тоже за меня хлопочет. Вижу, взгляд Лёни смягчился. Проходи, говорит, и так далее. Стал про бригадира расспрашивать: они, оказывается, в Морфлоте вместе служили и мой бригадир чем-то его крепко выручил. Спросил и меня -- служил ли я в армии? А как же, говорю, три года отбухал в Средней Азии. Вот такая сложилась картинка. Жена шуметь перестала. Она, оказывается, сыр-бор поднимает, когда к мужу женщины заявляются, особо если молодые. А когда мужики, то спокойна. Так ведь ему же за это платят!