-- И к сватье зайти управишься, и на могиле побываешь. Проходи в избу, только за беспорядок не обессудь.
Оставив сапоги в сенях, Антон вошел в избу, а хозяйка засуетилась: то в погреб, то в чулан. Деревенской обстановкой Антона не удивить -- всякого с детства насмотрелся, а уж как сами жили -- врагу не пожелаешь. Никакого беспорядка в избе не заметил, наоборот, как в сенях, так и в комнатах, все прибрано, чисто. На полу расстелены половички, в углу комнаты -- телевизор, над убранной кроватью -- ковер. На стене в рамках множество фотографий, в углу иконка с ликом Божьей Матери. Почти третью часть комнаты занимала вместительная печь. Антон приложил руки к грубке печи -- теплая. Немного постояв, подошел к рамкам с фотографиями. На них Рая с мужем, сыны, родственники. Глазами отыскал школьную пожелтевшую фотокарточку их бывшего седьмого "Б" класса. Антон и сейчас мог бы назвать по имени и фамилии каждого, кто запечатлен на ней. Сам стоит рядом с Раей. Нравилась она ему тогда.
А вот и хозяйка вошла в комнату с чашками, наполненными солеными огурцами, помидорами, мочеными яблоками и арбузом.
-- Куда же столько? -- запротестовал Антон.
-- Голодным не отпущу, а то потом и вовсе дорогу забудешь. -- Она приоделась и подмарафетила лицо, когда только успела? Тут же заколготилась у печи и около стола. Антон вспомнил, как когда-то его встречала мать и как старалась угодить во всем.
...Наливая в рюмки водку, Раиса сказала:
-- Вот и пригодилась, купила на всякий случай, когда мужа в ЛТП отправила. У него не застоялась бы.
-- Давно пить стал?
-- Муж-то? Как поженились. Только вначале приличие соблюдал, а потом пил без стеснения. Да что об этом. Он ведь плотник хороший, а их привечают, плотников-то. С этого и началось. Сердобольность наша известно какая. Тимошу вот жалко, парень добрый и ласковый, а как выпьет -- тут и дурь наружу выплескивается.
-- Значит так, -- прервал Раису Антон, -- я договорился, что в другую область его не отправят. Если сам не подкачает, то обещаю -- долго не засидится.
-- И на том, Антон, спасибо. Не знаю как благодарить. Что ж, давай выпьем за то, что не забыл меня и заехал. Выпей, выпей, да поешь получше. Я с тобой тоже махонькую пропущу.
-- А как же насчет сердобольности, ведь сама только что говорила?
-- К тебе это не относится, ты меру знаешь.
-- Раз так, то выпью, -- согласился Антон. Да и как не выпить за встречу, если столько лет не виделись? Выпив, принялся за еду: соленья из кадушки и впрямь были ароматны и вкусны. Ел, рассказывал о себе и своей семье, где живет, кем работает. После повторной рюмки вообще разговорился, а Раиса все слушала да согласно головой кивала. Тут-то и мысль Антона кольнула: ну чего так расхвастался? Зачем хвалиться о том, как у него все хорошо? Ведь рта открыть Рае не дает. А она смотрит, слушает и к еде почти не притронулась. Застыдившись, сказал:
-- Извини, расскажи лучше о себе.
-- Чего говорить-то, сам все видишь. Это у вас, городских, столько всякого интересного.
-- Да-а, -- почесал лоб Антон, -- выходит и в самом деле наговорил семь верст до небес, уж прости за болтовню, совсем забылся.
-- Да будет тебе, Антон, извиняться и скромничать. Не обращай на меня внимания, рассказывай.
-- Жизнь быстро пролетела, -- помолчав, сказал Антон. -- Вроде вчера бегали по улицам, у речки собирались. Помню, как в школу ходили, а вы с Наташей нас свекольными конфетками угощали. До того сладки были.
-- Было дело, -- улыбнулась Раиса. -- Кстати, могу передать с собой несколько свекол, а жена в духовке приготовит. -- Тут же, тяжело вздохнув, нахмурилась:
-- А вот с Наташей совсем плохо. Только сестре об этом не говори, она расстроится.
-- Валя мне говорила, что в Москву к профессору должны были поехать? -- вспомнил слова сестры Антон.
-- Недавно вернулась: ничего не дала поездка. Такая хорошая семья: муж, дети, до слез жалко Наташу. -- Помолчали.
Антон стал расспрашивать, как живут соклассники, кто теперь в колхозе бригадиром, кто председателем? В разговоре Антон забыл, что пора к сватье идти. Потом, глянув на часы, засобирался. Раиса не удерживала, зная, что от сватьи ему быстро не уйти.
Вышли во двор. Антон стал благодарить хозяйку за встречу и угощение. Он не кривил душой: в самом деле, на какое-то время отошел от своих забот. А Раиса переживала, что все получилось на скорую руку, даже без гостинцев гость уходит. Спросила, когда от сватьи собирается уходить? Пообещала петуха с собой передать. -- У меня их два, -- пояснила Антону. -- Они дерутся, мешают друг другу, а вы лапшу наварите. -- Спорить было бесполезно. Проводив Антона, Раиса повернулась к сараям, откуда мычало, визжало и кудахтало.
...Антон шел по улице, здоровался с редко встречавшимися земляками. Подумалось, что вот прикатил в кое-то время и даже подарка никому купить не удосужился. А у Раисы вел себя как заносчивый индюк: вот осчастливил, что о сыне кое с кем поговорил. Она-то умней оказалась.
...Мать Егора -- Анну Ивановну Гущину, прозвали по-уличному Борщихой. Борщиха и Борщиха, а откуда и почему это слово к ней прилипло -- неизвестно. В войну Анна Ивановна осталась без мужа, воспитала сына, работала в колхозе. Теперь ей под восемьдесят годков, к сыну в город не поехала, так и живет одна. Еду готовит как придется, печь топит по большому холоду, за что Егор мать крепко ругал. Сядет Борщиха перед окном на скамейку и часами смотрит, смотрит на улицу.
Побывать в родной деревне и не зайти к сватье Антон никак не мог. Знал, что мать Егора много сидит у окошка и удивился, когда не увидел ее. Постучал в дверь, в окно, потом зашел во двор, но сватьи не было. Во дворе чисто, сараюшки и плетни подправлены, подмазаны, сад опилен. Эта забота сына -- Егора. Вышел на улицу. Собравшись было уходить, увидел перебиравшуюся через разбитую тракторами дорогу сватью. Издали услышал радостные причитания: -- Ой, сваток, дорогой, ой, гостечек! Неужели с ночевкой ко мне? -- Обняла, прижалась, всплакнула. Только в избу вошли, как сразу к печке -- проголодался поди.
Попросил не колготиться, рассказал, к кому заходил, и что накормлен. Сватья недовольна -- у Райки-то вон сколько пробыл, да еще угощался, а у нее от яичницы отказывается. Но, повздыхав, повздыхав, успокоилась и разговорилась. Из ее рассказа Антон понял, что Егором она довольна, невесткой и внуками тоже. А вот у ее подружки, к какой только что ходила, беда приключилась -- вчера ногу поломала: доска на порожке подгнила, подружка стала спускаться и упала. Скоро в больницу повезут. Сватья сетовала на детей подружки: сколько лет наезжают и обирают мать всем чем только можно, а порожек не удосужились подправить. Потом перевела разговор на другую деревенскую новость -- заброшенную церковь в центре села скоро начнут ремонтировать. Недавно деньги со всех собирали, она тоже внесла от себя пожертвование. Затем стала ломать голову, что же семье сына передать. Вышла в сени и вернулась оттуда с двумя большими желтыми тыквами.
Шла, поясняла Антону, что тыква всем для здоровья полезна. Больше давать ей было нечего, да и невестка недавно была и уехала не с пустыми руками.
Прощались, когда стало темнеть. Тут и Раиса подошла. Принесла все-таки обещанного Антону петуха. Нагрузившись сетками, Антон пошел окружной дорогой. Сворачивая в переулок, оглянулся. Сватья и Раиса стояли перед домом и глядели в его сторону. На могилу родителей Антон уже запоздал. Теперь придется приезжать в другой раз, только не так непродуманно, как в этот. Лучше всего приехать перед Пасхой, да заодно поставить на могилу новый памятник и заменить старую ограду. Из машины вышел водитель, он уже своего шефа заждался. Взяв сетки, положил их в багажник. Антон переобулся и сел в машину. И вновь заскребли по лобовому стеклу "дворники", очищая стекло от моросившего дождя. Проехали поворот дороги, что вела на кладбище. Колеся по области, Егор немало повидал деревенских кладбищ и не раз задумывался над печальной истиной: села пустеют, а то и вовсе исчезают, а на их месте остаются одни кладбища -- неогороженные, неухоженные, заросшие травой и кустарником.