И правда - замерзнет ведь. Меня это совсем не улыбает. Я всё ещё помню, как он танцевал стриптиз во дворе в почти тридцатиградусный мороз.
- А сама-то, «мамочка»? - он стаскивает капюшон, открывая мою каштановую густую косу. На голову тут же ложится снег, и я недовольно надеваю капюшон снова. - Где твоя милая жёлтая шапочка?
Я слышу в его словах - «она так нравилась мне». Сейчас его голос звучит особенно, мягко, как-то... ласково. Непривычно для меня, ведь обычно там только притворная нежность и издёвка. Сердце замирает, сладко-сладко ухает где-то в горле. Я сейчас его совсем не боюсь - мне лишь хочется быть ближе. Я хочу знать, о чём он думает. Он так похож на ангела в эту минуту.
Глупо-глупо-глупо. Что за нелепая романтизация, Тая? Он же сказал тебе, что не герой.
Плевать. На всё плевать.
- Потерялась, - бормочу я, внезапно смутившись. Опускаю взгляд на его ботинки, а потом снова гляжу на лицо. Несмотря на то, что щёки покраснели от мороза, его лицо было необычайно бледно. А ещё в глазах бесконечная усталость, которая бывает только у стариков, прошедших долгий путь жизни. Уголки его коралловых, слишком ярких для парня, губ были опущены вниз, словно он чем-то расстроен. Мне сразу же захотелось отдать ему всю свою радость, всё своё счастье - лишь бы только улыбнулся. Да хоть усмехнулся. Только бы снова живой. - Что-то случилось?
Я сама удивилась своему голосу - робкий, слабый, тихий. Я гляжу на него из-под ресниц, чего-то боясь всё. Боясь, что он оттолкнёт, снова насмеётся. Тело напряглось, словно готовясь убежать. Словно готовясь к удару. Хотя чего греха таить, ударь он меня сейчас по щеке, я бы подставила другую. Лишь бы со мной. Лишь бы никуда не уходил.
Это отчаяние, маниакальная потребность быть рядом впитывается в меня на молекулярном уровне.
Он усмехается. Но не надеясь меня задеть, а с горечью. Проводит рукой по влажным от снега волосам, вздыхает. Снова эта усталость. Глядя на него, я и сама ощущаю какую-то непонятную мне горечь.
- У тебя всё так просто, малышка, - с его губ слетает резкий, отрывистый смешок. Но не видно, что ему смешно. - Если я хмурюсь, значит, я расстроен. У тебя сейчас все проблемы решаемы легко, в два счёта. У тебя их и нет, наверно. Вот ты и думаешь, что мою проблему решить так же просто, стоит только сказать пару сочувствующих слов. Думаешь, что всё так легко? Что это лишь воздушный пузырь, до которого стоит только дотронуться - и п-ф-ф?
Опять этот снисходительный тон. Я смотрю на него внимательно, панически боясь пропустить любое слово, любую мелочь. Я не злюсь, меня лишь расстраивает этот тон, как будто я совсем маленькая. Как будто у меня и правда проблем нет. У меня есть проблемы, хочется сказать мне. И они вовсе не такие ерундовые, как ты думаешь - хочется прокричать мне в его лицо. Это желание становится почти невыносимым.
Задыхаться от тебя каждый вечер, захлёбываясь в рыданиях в подушку - это ерунда, по-твоему?
Но ничего из этого я не говорю, разумеется. Лишь гляжу на него пристально, склонив голову на бок. Рассматриваю, словно впервые - ищу любые признаки его сомнений в собственной правоте. И кажется, я их нахожу - он кусает губу, хмурится, нервно посматривает на меня. А потом я просто спрашиваю:
- А разве нет?
- Нет, - вздыхает он, и мне в эту минуту невероятно хочется коснуться его. Хоть на чуть-чуть, хоть кончиком пальца, хоть легонечко. Лишь бы позволил. - Тебе это только предстоит узнать, милая.
- А по-моему, иногда люди и правда всё усложняют, - пожимаю плечами я. - Может, и твоя проблема не такая невозможная, как ты считаешь?
Он коротко смеётся.
- О нет, Тай, это так не работает. Не тебе учить мне, маленькая ещё.
Ага, а всем вам меня, значит, учить меня можно. Я поджимаю губы, а потом вдруг спрашиваю:
- Тебе не холодно? Может... сходим в кофейню неподалёку, попьём горячий шоколад?
Мой голос срывается, и я снова перевожу дыхание, стараясь успокоиться. И что такого в том, чтобы просто пригласить его в кафе? Только вот я придаю этому слишком большое значение. Как какая-то сопливая влюблённая школьница. Ах да, я же и есть сопливая влюблённая школьница.
- Ну давай, - криво ухмыляется Игнат, снова возвращая привычный мне облик. И я, если честно, даже рада этому. Серьёзный Игнат, с его надменными нравоучениями мне совсем не нравится. Я его боюсь.
Я как-то нелепо взмахиваю рукой, неопределённо указывая на сторону, где находилась кофейня, и кровь приливает к щекам. Он щёлкает меня по носу, фыркая. А потом идёт вперёд. Я семеню за ним, утопая в снегу. Я дышу часто, устало - портфель больно ударяет по спине с каждым моим шагом. Я сама стесняюсь этих мыслей, но мне так хочется, чтобы он был джентельменом. Чтобы улыбнулся, забрал портфель, а я шла рядом с ним, лёгкая, воздушная. Но на самом деле он идёт впереди пружинистой походкой, совсем не оборачивается на меня, уставшую и грустную.
Ну пожалуйста, я так хочу, чтобы меня пожалели. Я хочу быть маленькой девочкой.
Слёзы сами накатили на глаза, честно. Я с досадой смахиваю их - это же такая ерунда, плакать из-за совсем мелочи.
- Эй, Тай, ты что, снова ревёшь? - он поворачивается резко так, что я не успеваю среагировать и с вскриком впечатываюсь лбом в его грудь.
Наверно, услышал мой всхлип. Я шмыгаю носом и закусываю губу. От его вопроса плакать захотелось ещё сильнее. Я ведь так устала, ведь так хочу домой... Зачем я вообще позвала его?
- Нет, просто заболела, - бормочу я. В это время рюкзак снова сползает, и я снова подпрыгиваю, покрепче перехватывая лямку. Краснею от собственной нелепости.
Игнат замечает это. И его взгляд становится мягче. Он ненавязчиво отбирает у меня рюкзак и легко надевает его на одно плечо. Вот так вот просто. Без слов. И я снова улыбаюсь - неосознанно, неконтролируемо. Он понимает меня. Понимает.
Я больше не жалею ни о чём. Игнат со мной - о чём ещё можно мечтать? Это наполняет меня таким счастьем, что я задыхаюсь от щемящего чувства в груди, задыхаюсь от крокодилов в животе.
Кофейня совсем маленькая, но такая уютная. В ней всего несколько столиков. Зато персонал очень хороший, и красиво до невозможности. Сейчас здесь уже висят новогодние гирлянды, красиво подсвечивая обстановку и создавая ощущение праздника, а на моём любимом столике у окна стоит маленькая ёлочка. Маленькая, но самая настоящая - украшенная, блестящая. Я улыбаюсь и веду Игната туда.
- Я люблю здесь бывать, - смущённо, тихо говорю я, когда он усаживается напротив. Я гляжу в окно - любимое моё занятие. Видны бесконечные оранжевые огни. Меня это завораживает. Но ещё больше меня очаровывают внимательные серые глаза. Как хорошо, когда он не пьяный. - Здесь так мило, уютно, как будто это мой мир. Жаль только, ходить сюда не с кем.
Я неловко гляжу ему в глаза, и хочу опустить глаза, но почему-то не могу. Он слушает меня так внимательно, как я немного ранее. И это наполняет меня странным трепетом. Я чувствую, как дрожат отогревающие в тепле пальцы. Чувствую, как улыбка сама просится на губы, и прячу её в руке, которую прикладываю ко рту.
- Здесь и правда хорошо, - отвечает Игнат, как-то невесомо улыбаясь. Касается пальцем иголок ёлочки, теребит колокольчик, и пространство наполняется хрустальным звоном. Он мечтательно смотрит на меня, улыбается, а я в этот миг не могу отвести от него взгляд. - У меня даже новогоднее настроение появилось, птичка. Ты, случаем, не новогодняя фея?
Я хихикаю. Мы заказываем горячий шоколад. Я не чувствую неловкости, страха, зашкаливающего пульса - ничего из тех эмоций, которые обычно являются моими спутниками, когда я с Игнатом. Лишь какое-то спокойствие, умиротворённость. Будто волшебство, соединившее нас обоих. Знаю, до невозможности глупо. Но ничего поделать не могу, когда он так улыбается мне, словно и он чувствует эту связь. Словно я и правда новогодняя фея, спасшая его. А он мой принц, а вовсе не дракон или людоед.