- Угу.
- Редкая гадость, как я и предполагал.
- Такой молодой, а уже такой…
- Какой?
- Испорченный и неблагодарный.
- Не веришь? На, сам попробуй.
- Спасибо, я уже пробовал, когда делал. Но спасибо.
- Не знаю, что-то мне кажется, что до конца ты все же не распробовал… На.
- Спасибо, ешь ты, это тебе полез…. эмммнммм…
- Ну что, вкусно?..
- Ммм, ну… Ну совсем не так уж пло…
- А, ну тогда на еще одну ложку!
- Стой!..
- Ты жуй, Холм, не отвлекайся… В твоем возрасте пищу надо тщательнее пережевывать. Давай, еще одну.
- Нет, все! Все-все!
- Точно все?!
- Да… Ой, да - точно.
- Ладно. Тогда и я все. А чего ты на меня так смотришь?.. Все по-честному: ложку тебе, ложку мне. Что там, в этих соплях, в которых ты снимаешься? В горе и радости, в похмелье и трезвости?.. Чего ты улыбаешься?..
- Пока смерть не разлучит нас?..
- Кхм… Если ты будешь столько пиздеть, это произойдет гораздо раньше, чем я надеялся… Вы посмотрите на него - он опять ржет!.. И нечего хватать меня руками!.. Короче, ты будешь есть вместе со мной или нет? Вот эту дрянь, которую ты, с позволения сказать, приготовил - будешь или нет?!
- Подожди, у тебя вот тут капелька…
- Холм!..
- Вот здесь…
- Холм!.. Я тебя серьезно…
- Буду. Я буду с тобой - все, что ты скажешь. И просто - буду с тобой. Я люблю тебя. Я очень скучал…
- И я, Холм… Я скучал по тебе все время.
***
Потом мы спали.
А вечером он улетел обратно.
На столе в кухне, под еще теплой чашкой с собачьей мордой, осталась квитанция.
За три новых ключа.
Один от подъезда.
Один от квартиры.
И один от почтового ящика.
Комментарий к 23.
*Sparke bøtta, legge på røret, legge seg i pennalet, sjekke ut, fade ut, hamne i kista, kaste inn handkleet, legge inn årene, ta evig kveld, takke for seg, legge livet på hylla, vandre til dei evige polkøane, skifte kanal, dra ut kontakta, komme til rulleteksten, tørke av seg gliset, vandre, ta kvelden, slutte å røyke - (норв.) эвфемизмы глагола “умереть”
*spille på harpe, рarkere tøflene - (норв.) эвфемизмы глагола “умереть”
*You can’t always get what you want (пер. “Не всегда получаешь то, что хочешь”)- песня группы The Rolling Stones, выпущена в 1968.
========== Эпилог ==========
Помните, я говорил вам про вселенные? Кажется, с того момента прошла целая жизнь… А может, так и есть.
Но все же: вселенные. И как мы берем на себя единоличную ответственность за все, что происходит, просто потому, что чувствуем себя центром, первопричиной сущего.
Так и есть, не подумайте, что я отказываюсь от своих слов. Так и есть.
Но в то же самое время мы вдруг можем оказаться и первопричиной какой-нибудь другой вселенной, с лампочками или без - как получится. Или с занавесками - однотонными или с рисунком.
Вы представляете себя первопричиной другой вселенной?
Я раньше совсем не представлял. Это все же очень странное чувство… Тем более, первопричиной такой вселенной. В которую погружаешься с головой и паришь внутри, в невесомости, а вокруг только синяя вода и лучи света откуда-то сверху. Ну что мне вам рассказывать - вы только посмотрите на него.
В моей вселенной первопричина - он. В его - я. На двоих у нас две вселенные. Как два смежных гаража: в условиях нехватки места для строительства жилья эконом-класса для малоимущих слоев населения Норвегии (да, есть и такие) - непозволительная роскошь. Не всем так везет.
Он прилетает вечерним рейсом в пятницу. Проходит через зону Duty Free и обязательно берет мне какую-нибудь ерунду. Я уже сто раз говорил, что ничего не надо, но он все равно берет - то какое-то странное пиво, то лакрицу, или вот как недавно: килограммовую упаковку карамели Daim.
- Зачем, ради бога, зачем?!
Он пожимает плечами и смеется.
- Хотел сделать тебе сюрприз. Получилось?
- Да уж, - я машу рукой. - Как всегда.
И он смеется снова, хватает меня за воротник куртки, тянет к себе. Целует.
- Домой?
- Домой, - он смотрит на меня и не перестает улыбаться.
Мы доезжаем до квартиры, он открывает дверь своими ключами - ему нравится делать это, и каждый раз я намеренно делаю шаг в сторону: мне тоже это нравится.
Затем бросает рюкзак на пол в прихожей и протягивает ко мне руки. Я падаю в него и только теперь до конца понимаю, что вот он - вдруг рядом со мной, дома. А значит, дома и я - на эти два дня. В остальное время, пока его ботинки не валяются вразброс у порога, я живу в съемной квартире, все той же: коллега отца работает на своем Бора-Бора еще год.
В его вселенной - огни Копенгагена в десяти этажах внизу и звуки сирен. Скайп и телефонные звонки. Ключи.
В моей - его вещи. Разбросанные тут и там, они озорно юркают по квартире, с громким “бу!” выпрыгивают из шкафов и ящиков, только чтобы с хохотом шмыгнуть обратно, перешептываются, хихикают в ладошку, наполняют пространство его запахом, а по ночам заползают ко мне в кровать: устраиваются поудобнее под одеялом, сворачиваются калачиком, прижимаются к боку и тихонько тарахтят.
У него - залы прилета и вылета, взлетно-посадочные полосы, сэндвичи в индивидуальных упаковках на борту, съемки до позднего вечера, отработка контрактов и кофе, который ему приносят все время разные люди.
У меня - занятия, друзья, театр. Каждое второе воскресенье - обеды с родителями.
Мы ходим на них вместе. Отец рассказывает ему какие-то истории из моего детства, иногда они о чем-то спорят или обсуждают новости. Я смотрю на них украдкой, и мне кажется, что так было всегда. За обедом мама бесконечно подкладывает ему в тарелку, он смущенно смеется и бесконечно благодарит. Позже мы прощаемся в прихожей, ему в руки суют контейнеры с остатками. Он смеется и благодарит снова:
- Большое спасибо, это так приятно, я снова улетаю завтра, но все равно - спасибо большое. Вот Тарьяй все доест за неделю, правда?..
Все немедленно замолкают и смотрят на меня выжидающе. Я обвожу глазами их лица и на секунду задерживаюсь на отце. Он едва уловимо кивает и старательно прячет улыбку:
- Ничего он не доест - небось, так и простоит в холодильнике, пока не испортится. А мы старались, готовили. А он не ценит. Молодой еще… глупый.
- Вы знаете, - у Холма в голосе столько показательно-искреннего, столько проникновенного сожаления, что я почти готов ему врезать, - я ему все время то же самое говорю…
- Но, наверное, все без толку, да? - отец так же показательно вздыхает.
- Увы…
- Ты бы и правда, сынок… Послушал, что тебе взрослые говорят, - предсказуемо вступает мама.
И втроем они снова смотрят на меня, каждый - я вижу по глазам - прикладывая неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться. Я качаю головой, демонстративно поворачиваюсь и открываю дверь.
- Я пошел. До свидания. Мне не о чем с вами разговаривать.
Первым не выдерживает Холм - фыркает и начинает смеяться, к нему присоединяется мама, последним теряет самообладание отец.
- Не надо быть таким обидчивым, это говорит о твоей незрелости! Сын! Вернись!..
- Тарьяй, застегнись! - кричит мама.
Я застегиваю куртку. Тяну вверх собачку и где-то на полпути замечаю, что улыбаюсь сам. Мне хорошо. Все хорошо. Он со мной, мы скоро будем дома. Все хорошо.
Конкретно сейчас он…
Сейчас он балансирует на одной ноге в проеме двери и, стараясь удержать контейнеры, тянет вверх задник ботинка.
- Долго тебя ждать?!
На самом деле, это довольно комичное зрелище. Комичное и одновременно… одновременно… Ну хорошо: милое. Милое. Он милый. Глупое слово, да?.. И тем не менее.
Впрочем, я не подаю виду.
- Быстрей давай!..
- Ишь ты, командир какой, - укоризненно замечает отец, не делая, впрочем, никаких попыток Холму помочь: его тоже забавляет это зрелище, и он не намерен отказывать себе в удовольствии.
- Вы даже себе не представляете…
Наконец с обувью покончено, и они пожимают друг другу руки.
- Спасибо большое, все было очень вкусно - как всегда. Спасибо.
- На здоровье, - привстав на цыпочки, мама обнимает его на прощание..
- Счастливого пути и хорошей недели, - говорит отец и хлопает его по плечу. - Скорей бы вышло это твое кино, мы уже и сами ждем не дождемся!