- Ой, да, - подхватывает он. - Пока нам особо материал не показывают, только некоторые сцены, но даже сейчас кажется, должно быть неплохо… Еще будут накладывать спецэффекты, и звук, и…
- Ну?! - кричу я с лужайки.
- Все, я пошел, - он смеется. - До свидания.
- До свидания, Хенрик… Тарьяй?!
Я оборачиваюсь, мама машет мне рукой.
- Звони почаще!
- Хорошо! Спасибо!
Они закрывают дверь, и мы снова вдвоем. Не доходя до машины, я чуть притормаживаю: мне хочется, чтобы он догнал меня и положил руку на плечо. Потом он нажимает на кнопку разблокировки замков, сгружает контейнеры на заднее сиденье. В салоне притягивает меня к себе.
- Домой? - спрашивает он и улыбается моей улыбкой.
- Домой, - я пристегиваюсь и кладу руку на его бедро: когда он нажимает на педаль, я чувствую, как под кожей напрягаются мышцы.
Мы едем домой.
От двери он проходит сразу в кухню, кладет контейнеры в холодильник. Потом возвращается в прихожую. Все еще одетый, я стою, прислонившись к стене: мне кажется, что на ботинки набегает теплая прибойная волна. Она накрывает ноги, поднимается до щиколоток, а затем с мягким шуршанием откатывается назад.
Он подходит ближе и осторожно разматывает мой шарф, закидывает его на вешалку. Потом тянет с моих плеч куртку - я поворачиваюсь к нему спиной, выскальзываю из рукавов. Раздевается сам. В квартире тихо.
- Я поставил все в холодильник, ты завтра съешь, ладно?…
В его голосе нотки практичной организованности напополам с плохо скрываемой тревогой: ему кажется, что, как только он уедет, я перестану есть, пить и непременно снова сяду на колеса.
- Поцелуй меня, - говорю я, и он сразу же склоняется к моим губам.
Его язык у меня во рту. Он ласкает меня сначала нежно и осторожно, выглаживая, словно пробуя, однако довольно скоро прикосновения становятся отрывистыми и резкими. Дыхание сбивается, и я чувствую, как двигаются по телу его руки. Они на своей территории - его руки, она принадлежит им, эта территория моего тела. На ней стоит его флаг.
Он кладет пальцы мне на горло, упирается в скулу, и я послушно откидываю голову. На какие-то мучительные секунды он замирает, словно примериваясь, а затем остро, дразняще водит вверх и вниз по коже самым кончиком языка. Тело выгибает в предвкушении, мне трудно сдержать стон, трудно ждать, трудно не просить, не умолять, не протягивать ему себя. Я подаюсь навстречу, но он легко толкает меня назад, и я снова замираю, погружаясь в мучительное и сладкое ожидание. Когда он решает, что я ждал достаточно долго, или он сам больше не в состоянии сдерживаться, он нападает.
Это происходит быстро: оскалившись и напоследок шумно вобрав воздух, он снова впивается в мой рот, руки набирают скорость, наливаются силой, я чувствую на себе его губы, зубы, его когти, я подставляю тело его укусам, его прикосновениям, его шершавому, как у большой кошки, горячему языку. Несколько секунд - или минут, или часов, - и он дотрагивается до меня, я выгибаюсь, его пальцы сжимаются вокруг моего члена, я не помню, как оказываюсь на полу, на мне нет одежды, вселенная кружится и мельтешит, он двигает ладонью, и я инстинктивно толкаюсь резче, сильнее, мне трудно дышать, трудно думать, в паху с шипением разворачивается раскаленная проволока, в какое-то мгновение он оказывается внизу, его рот, его сжатые плотным кольцом губы, язык, кровь бьет по ушам, по груди, распирает член… его пальцы внутри… внутри меня, и рот… и я готов кончить… прямо сейчас, еще до того… как он… как он войдет, как я… я не успею… не успею… пожалуйста…
У него синие глаза. Испарина на лбу и широко распахнутые синие глаза.
Я хватаю его голову обеими руками и прижимаюсь к нему ртом. Ртом, лбом, носом, ресницами. Мне хочется, чтобы он почувствовал меня всего: кожу, кости, нервы, ткани, поры, клетки - все. Мне хочется проникнуть в его костный мозг и раствориться там.
Постепенно он расслабляет локти, медленно укладывается рядом. На полу жестко. “Я спал бы рядом с тобой хоть на бетоне”, - сказал я ему однажды. Правда, спал бы.
Обнимая меня одной рукой, второй он нащупывает куртку. Накрывает нас, замыкает пальцы в замок поверх. Я лежу головой у него на груди, под виском отбивает ритм его сердце. Он все еще часто дышит, но это скоро пройдет.
Я глажу его под курткой раскрытой ладонью и жду.
Когда над ухом раздается глубокий, протяжный вдох, а следом за ним - низкий мычащий звук, я улыбаюсь.
- А до кровати нельзя было дойти?..
Я вытаскиваю руку и наощупь дотрагиваюсь пальцами до его лица. Он ловит их губами, прижимает меня крепче, подтыкает сбоку куртку.
- Я не успел, - говорит он, и я слышу его ответную улыбку. - Когда я с тобой, я не могу терять времени.
- Понятно. Ну что, спасибо тогда, что не завалил меня прямо у родителей.
- Я собирался, - он фыркает. - Но ужин был уже готов, невежливо было бы сказать что-то вроде: “Подождите, не накрывайте пока, я хотел бы сначала трахнуть вашего сына в его бывшей комнате, потому что у меня стоит на него весь вечер, с тех самых пор, как мы пришли, и вы так любезно предложили мне кофе, хотя, вы знаете, у меня вообще всегда на него стоит, с кофе или без, поэтому вы уж, пожалуйста, подождите немного, но если ждать никак нельзя, то садитесь без нас, мы выйдем сразу же, как он кончит во второй раз, тогда можно будет просто разогреть, пахнет очень вкусно, я бесконечно счастлив бывать в вашем доме, а теперь, пожалуйста, сделайте телевизор погромче”. Согласись, было бы невежливо?..
- Ты прав, - киваю я. - Мне отрадно слышать, с каким уважением ты относишься к моим родителям.
- А как же.
Потом он не выдерживает и хохочет.
Я люблю его.
***
- Расскажи мне что-нибудь…
- Что тебе рассказать?
Я сажусь в кровати и тру глаза рукой, прогоняя дремоту. Подношу ближе к лицу телефон. Из своего номера на десятом этаже он смотрит на меня радостно и одновременно очень устало: он рад видеть меня и устал засыпать один, устал быть далеко.
- Как прошел твой день?
- Хорошо. Я был в школе, потом на репетиции - в общем, ничего особенного. А твой?
- Хм, - он замолкает, сосредоточенно обводит глазами потолок, словно выбирая наиболее вдохновляющее событие. - Сегодня на завтрак были вафли.
- Как увлекательно.
- Да. Я знал, что тебя это заинтересует.
- Вафли. На завтрак.
- Да, - он фыркает.
- Ну и как, было вкусно?
- Так себе. Те, что делаешь ты - лучше.
- Ну разумеется, - я согласно киваю, и он снова фыркает. - Хочешь, я сделаю в субботу на завтрак?
- Хочу…
- Хорошо, - глаза так трудно держать открытыми, в голове пусто и тяжело, я зеваю - раз, другой. - Что-то еще?..
- Что-то еще - что? - переспрашивает он тише.
- Хочешь… Ты что-то еще хочешь?..
Веки слипаются, его лицо теряет очертания, отдаляется… я только на секунду… я не сплю, не сплю… конечно, не сплю… говори… я сделаю… что ты хочешь…
- … каждое утро… с тобой… на балконе…
***
Я вас не утомил?.. Уверены? Вы, наверное, хотели вздремнуть, а не слушать мою болтовню?.. Конечно, сейчас уже поздно говорить - я вам за весь полет и минуты передохнуть не дал… Извините, пожалуйста. У нас в Норвегии вообще не принято разговаривать с незнакомцами в транспорте - не знаю, чего это я вдруг так разболтался.
А вы в Лондон по делу или на выходные? По делу?..
Я?..
Я - нет. Только на выходные.
Смотрите: включили знак “Пристегните ремни”, начинаем снижаться. Спасибо вам за компанию, очень приятно было познакомиться. Хорошего уикэнда.
- Эй… - тыльной стороной ладони я осторожно погладил его по щеке. - Эй, просыпайся… Скоро садимся.
Он глубоко вздохнул, ссутулил плечи, округляя спину, c наслаждением потянулся. Расслабил пальцы, которыми весь полет сжимал мою руку.
Открыл один синий глаз. Улыбнулся, открыл другой.
- London, baby!*
И засмеялся.