– Так на чем я остановился? – задумчиво сказал Флавий, открывая пакет с консервантом.
– Тебе не стоило включать сигнальный маячок, – мягко заметил Аттилий.
– …они пристыковались и высадили абордажников, – продолжал себе геспериец. – И пошли по коридорам. Кого стреляли на месте, а кого хватали и тащили к переходной камере.
– Стреляли? Из какого оружия? – в его собеседнике снова проснулся профессионал.
– Вроде наших скорпионов, – ответил Флавий, – грохот и вспышка, свежий труп. Кое-кто пытался отстреливаться, бесполезно. Я не видел, чтобы кого-то из чужаков положили или ранили. Мощная броня, наверно. Когда закончили, начали шарить по отсекам. Инструменты тащили, детали всякие, коробки с грузом.
– Груз? – уточнил Аттилий.
– Не знаю, мне не докладывали. За часок управились и отчалили. Я подождал и вылез из норки. Никого живых не нашел, поперся на капитанский мостик. Смотрю – а мы прямо на планету летим. Кое-как включил гравитацию, а дальше сам знаешь.
Аттилия рассеянно кивнул. Несмотря на хорошее настроение, ему эта история не нравилась.
– А что теперь? – с надеждой посмотрел на него геспериец.
– Странный вопрос, – удивился римлянин. – Ты же сам включил сигнал бедствия. Ждать будем, пока кто-нибудь не услышит. Еды достаточно, воздух отличный, чего еще надо? Если только…
Он не успел договорить, как над его головой просвистел шестой по счету летающий объект.
– Твою мать! – вскочил на ноги перепуганный Флавий.
– Ну кто мог подумать, что сигнал услышат так быстро? – искренне удивился Аттилий и посмотрел на небо. Летательный аппарат лег на крыло и развернулся.
– Орк меня забери, опять пунийцы, – расстроился офицер и приготовился встретить свою судьбу.
– Корабль ибарзельской постройки, на субволне передаются подробности – торговец "Гордость Меркурия", порт приписки – Рапануи, – сообщил Замабал, острожно посадив челнок на воду неподалеку от разбитого звездолета.
– Рапануи? – пожала плечами Гафни. – То есть это может быть кто угодно.
– Чего гадать и что мы теряем? – спросил капитан.
– Не вздумай попадать в плен и рассказывать о посадке на спутник, – неожиданно серьезным тоном произнесла принцесса.
– Все так плохо? – удивился Замабал.
Она кивнула. Капитан задумался. Повернулся назад, расстегнул спинку кресла и вытащил аварийный пакет.
– Умеешь обращаться с этим? – он протянул ей атомную гранату. Гафни побледнела, но снова кивнула.
– Я подведу челнок поближе и поднимусь на звездолет. Поговорю с теми парнями, – он указазал на две человеческие фигурки. Если я подам знак или ты увидить что-то очень некрасивое – взрывай. Здесь на всех хватит.
– И какой умник подумал включить в аварийные пакеты такое оружие? – задумчиво пробормотала Гафни.
– Пророк. Он предвидел наступление этого дня.
…
– Равсаран Замабал Карка, Карфагенский Флот, – представился капитан и с проклятием схватился за кобуру. "Гафни, не торопись, у нас еще есть шанс!" – мысленно взмолился он при этом.
– Меня Флавий звать, я механик, – машинально ответил геспериец и замер, увидев направленный на него ствол нервобаллисты. Секунду спустя он понял, что ствол направлен на римского офицера и медленно перевел дыхание.
– Что-нибудь не так, уважаемый равсаран? – Аттилий был сама вежливость и хладнокровие.
– Вам не кажется, что мы где то уже встречались? – не менее вежливо и хладнокровно спросил его карфагенский капитан.
Аттилий тяжело вздохнул.
– Ну вот, опять!!!
– Простите? – не понял Замабал Карка.
– Готов поспорить, что вам пришлось иметь дело с моим беспокойным братом, – Аттилий был сама откровенность.
Замабал Карка напряг зрение.
Со дня памятной битвы при Альфа Базилеус прошло… сколько дней? Корабли землян летели со сверхсветовыми скоростями. При всем желании парадоксов со временем избегать не удавалось. Иногда разница во времени относительно "неподвижных" объектов составляла дни, самое большее – месяцы. Для Аттилия прошло несколько недель, и недели эти наложили на него определенный отпечаток. Например, его роскошная борода могла поспорить с бородой карфагенянина. Потрепанный римский мундир скрывался под дешевым гражданским скафандром. Разговоры с коротышкой Флавием немного обезобразили его благородную латинскую речь. А кроме того…