— И бойфренд имелся?
— Никакой не бойфренд, а настоящая любовь! — Звон посуды за занавеской усилился.
— Лав-стори? В Таракановке?
— Представь себе!
— Прикалываешься, «большуха»?
— С посудой управлюсь — расскажу!
Когда вымытые и протёртые стареньким полотенцем чашки и блюдца заняли своё законное место в буфете, Светлана — Соломия приступила к повествованию.
— Давно это было. В нашу деревню привезли раскулаченных. Среди них была и семья по фамилии Доля. Тяжёлая им доля у нас выпала. Хватили горя под завязку. Трое детей в одну зиму умерло. Вся работа легла на плечи старшего — Марка. Видный парень был: жгучий брюнет, а глаза — васильковые. У любой девки в груди ёкнет. Но и наша Анфиса-девушка видная. Волосы каштановые с золотой искрой. Тело полное, белое, сдобное. Тогда ведь худышки да на солнце копчённые вниманием не пользовались.
Как их дорожки пересеклись — неизвестно. Но полюбились друг дружке. Долго таили свои чувства. Оно и понятно. Парень не только бывший кулак, «мироед», но вдобавок из баптистов, из «сектаторов».
— Из кого?
— Это прежде так сектантов звали.
Когда родители узнали про их взаимную любовь— сильно осерчали. Тяжелее всего Анфисе досталось. К ней сваты не переводились.
— А что она?
С материнским молоком впитала девушка поморскую упрямку: — На корню засохну! Старой девой помру! Но замуж только за Марка пойду!
А потом пришла большая беда: война. Перед долгой разлукой успели повидаться Марк и Анфиса. И даже обменялись подарками.
— Кольцами?
— Оставил Марк любимой собственные… валенки. А та в ответ подарила рукавицы, которые хвалёнкой связала. В приданое.
— А кто это — «хвалёнка»?
— Так девочек-подростков называли. Их в семьях частенько хвалили.
— Для чего?
— Для девичьего достоинства.
— А что потом?
— Анфисины рукавицы оказались Марку по руке. Да и узор был с талисманом — поморской звездой. Пригодился подарок. Зима 1941 года лютой выдалась. А Марковы валенки Анфисе жизнь спасли. А было так. Отправили её в тайгу — на лесозаготовки. А в бараке, где одежду сушили, пожар случился. Там и сгорели собственные Анфисины катанки. Вот когда добрую службу сослужил Марков подарок! Она в них сено набивала, чтобы с ног не падали.
Всю войну Анфиса слёзно молила Бога: «Спаси, сохрани Марка!»
— И они встретились?
— А как же? Во время сенокоса. На той самой пожне, что Анфискиной ныне зовётся.
— А дальше что?
— Молодые тайком в сельсовете расписались. А потом уж домашних в известность поставили.
— Скандал случился?
— Материнский гнев, что весенний снег: и много его выпадает, да скоро растает. Анфисины родители благословили дочь с иконой, а Марковы старинную Библию приподнесли.
— А свадьба? Белая фата…
— Наивная ты! — усмехнулась Светлана-Соломия. — Для невесты ситцевое платье с натугой справили, а ты: «фата, кольца». Им эти самые кольца внуки на золотую свадьбу подарили.
Как бы то ни было, но жили Марк и Анфиса долго и счастливо. Деток шестерых народили. Избу поставили. Уважение народа заимели. Дедушка Марк два года как помер.
— А я вчера Анфису Павловну видел, — сообщил Васёк. — Опять на встречу к своему Марику шла.
— Кстати, про «вчера»! — на смену интонации сказительницы пришёл тон «большухи». — Ты выполнил свою норму?
— Голова болела… — С видом камикадзе пацан направляется к этажерке, где хранится его личная Библия.
— Прикольная история, — замечает Аля. — А сейчас такая любовь бывает?
— Смотря у кого, — уклончиво отвечает Светлана — Соломия, взявшаяся зачистку картошки.
— «Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной»! — слышится мальчишеский шёпот. От него клонит в сон. Но одна мысль не даёт уйти в полный аут.
— Свет, я вот хочу спросить…А может, эта девочка…моя тёзка… жертва преступления? Вот её и похоронили не там, где полагается.
— При таких делах её бы просто закопали. И с концами, — слышится из-за занавески.
Аля подходит к окну и рисует кружочки на запотевшем стекле.
— Это что у тебя за художества? — спрашивает Васёк, оторвавшись от чтения Псалтири.
— Не отвлекайся! — доносится из-за занавески грозный голос.
— «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога…»
Алька продолжает чертить по влажному стеклу.
Но как Эрик смотрел на неё…Разве так глядят, когда…ну совсем ничего? И это его обращение к ней-Аленький цветочек. На стёб не похоже.