Гид не рассчитывает найти в лице москвички благодарного слушателя. Светлане-Соломии известно: когда девушке — скучно, она уходит в аут. Но на этот раз Алины глаза не выглядят осоловевшими: они осваивают пространство. Надгробные надписи. «Покойся с миром!» и «Спи до светлого утра!» — встречается чаще других. А вот длинная: «Над тобой, живущим в тени смертной, свет воссияет!» Судя по фамилиям, жители Таракановки предпочитают держаться всей семьёй и по ту сторону земного пути. Пацан не врёт: Лешуковых здесь много. Впрочем, и Кудреватых достаточно.
— Это Маринкина родня, — поясняет Васёк.
У чёрного мраморного креста брат и сестра останавливаются.
«Родственница?»
«Здесь ожидает воскресения Поликсея Беспоповцева»-выведено золотыми буквами на мраморном надгробии.
«Мать?…»
Аля деликатно отходит в сторону.
Тянутся полуистлевшие деревянные столбики и заржавевшие металлические пирамидки с пятиконечными звёздами. На кладбищенской ограде ворона играет в переглядки с металлическим отблеском внутренности шлема, нанизанного на ветку, а при Алькином приближении пикирует на него.
— Моё! — вопит законная владелица. Воровка ищет укрытия в растительности, облепившей к склон. Алька ныряет следом:-Отдай!
Взмах крыльев и… похитительница уже на противоположной стороне оврага.
— Ах ты ворюга! — Девушка берётся за камень. От возмущения ворона каркает-и…
Алька спешит воспользоваться её оплошностью.
Кое-где блестящая оснастка шлема повредилась, не выдержав варварского обращения. Нахлобучив потеряшку на голову, девушка оглядывается: разбросанные там и сям захоронения сменились настоящей тайгой.
— Све-е-ета! — В ответ лишь птичья перебранка.
Она пытается опознать хоть какую-то кладбищенскую примету. Но кругом лишь сосны-великаны переминаются с ноги на ногу под действием ветра-сиверко. И тогда девушка решает двигаться на истеричний крик чаек. На высоком берегу, по-здешнему, крутояре у ветра ровно столько сил, чтобы собрать запахи болота, древесины и таволги.
— А-а-аля!
Она двинулась на голос и напоролась на сердитый взгляд:
— Твой отец хочет приобщить тебя к реальной жизни. Но потеряться в тайге… Это «ту мач!»
Светлана-Соломия устремилась вперед. Братишка рванул следом. Москвичка последовала их примеру, но догнала лишь на главной кладбищенской аллее. С противоположного её конца показалась старушка в чёрно-красной клетчатой шали.
— Здравствуйте, Анфиса Павловна!
— Спаси вас Бог! — шумно выдохнула бабушка, цепко ухватив выцветшими, но проницательными глазками Алю. — Гляжу, и «московка» ваша тут.
Анфиса Павловна и Светлана-Соломия обмениваются взглядами, и между ними происходит молчаливый диалог, который обе хорошо слышат и понимают: «Да, хлопот с городскими не оберёшься… Но такая уж судьба: принимай, корми, забавляй».
— Что, тяжело, Соломка, за большуху-то оставаться? — осведомилась бабушка.
— Обвыкла. А вы ещё помните, как меня дед Михей называл?
— Как не помнить! — Анфиса Павловна помедлила и присовокупила:-Строг был покойничек, но справедлив. Упокой, Господь, его душу!
— А чья это могила? — москвичка кивнула на скособоченный крест, рядом с которым лежал букетик колокольчиков.
Бабушка обратила ласковый взгляд на холмик:
— Дружок мой здесь спит. — И обратившись к молодёжи, пояснила:-Ждёт Судного дня. Когда архангел вострубит!
— Чего ждёт? — не поняла Аля. Старушка её не услышала:
— Имечко мудрёное у мальчишки. Запамятовала…
— Да не переживайте так! — ободрила бабушку Светлана-Соломия. — Кто не забывает, тот и не вспомнит.
— А годков ему было… Пожалуй, вёсен девять от роду. Он для бани носил воду из проруби. Поскользнулся ли малец или тяжёлое ведро потянуло вглубь — доподлинно неизвестно, — только оказался в ледяной воде. Поговаривали даже, что его шулыкуны утащили.
— Шулы…А кто это? — нетерпеливо прерывает рассказчицу Алька.
— Нежити. Маленького росточка, в остроконечных шапках. Выпрыгивают из проруби в Святки и бродят до самого Крещенья. А потом — бултых!
— Мальчика спасли? — спрашивает Светлана-Соломия, относившаяся к местной мифологии скептически.
— Амвросий! Вот как его окрестили. — Анфиса Павловна смотрит перед собой, как будто пространство приоткрыло для неё завесу времени. — Вытащить-то его вытащили, но захворал дружок…