— А дальше? — подаёт голос Васёк, нервно почёсывая сгиб правого локтя.
— А потом пришла Она. Та самая, что говорит: «Я утеха — детям, я покой — старым, я свобода — рабам, а трудящимся — отдых».
— Это смерть, бабушка? — спросил пацан, так и не справившийся с зудом на сгибе.
— Она самая. Смертушка. Спаси вас Бог, лапушки! А мне пора. Заждался Марк.
— Скучаете, Анфиса Павловна?
— Без него и цветы нецветно цветут, без него некрасно светит солнце красное! — И старица продолжила путь.
— А кто такой Марк? — поинтересовалась «московка», когда они вышли за кладбищенскую ограду.
— Муж.
— А-а-а-! — разочарованно протянула Алька.
«Муж объелся груш!»
— А «большуха» — это главная? — задала она следующий вопрос. Но ответа уже не слышала: из-за поворота вынырнули заново отстраиваемая монастырская стена. На верху маячило коричневое пятно. Компания опознала футболку, мысли Васиных спутниц переключились на него. Алька помахала каменщику, и тот поднял мастерок в приветственном жесте. «Большуха», никак не отреагировав, маршем провела их мимо.
Утром хозяева напрасно ожидали постоялицу к завтраку. Приступили к еде без неё.
Ближе к полудню Васёк легонько коснулся двери:
— Аля, ты спишь?
Ответа не последовало, и мальчик позволил себе заглянуть внутрь. Вещи на своих местах, окна заперты, лысая голова покоится на подушке. Но через считанные мгновения Васёк уже на пороге столовой:
— Померла жиличка-то!
— Не смешно! — невозмутимо отозвалась сестрица.
— Правду говорю! — насупился пацан.
— Сядь!
Васёк опустился на табуретку, а Светлана-Соломия двинулась в горницу.
— Аля! — окликнула она жиличку с порога. — Доброе утро! — Нет ответа. Хозяйка подходит к кровати. И правда: точно покойница. Она начинает тормошить девушку за плечо.
— Отста-а-нь! — недовольно бурчит та.
— Завтрак стынет.
Нет ответа. Тогда хозяйка срывает одеяло. Лысая голова приподнимается с подушки:
— Слушай, «большуха», мой отец платит за аренду помещения, и я в праве делать, что пожелаю. Хочу — дрыхну, хочу… — Но хозяйка уже опрометью бросается вон. Залетев в кухню, она первым делом отвешивает оплеуху брату. Тот обиженно канючит:-Она правда лежала как мёртвая. Вот те крест! — И едва успевает увернуться от следующей затрещины.
— Васёк, никогда не клянись нашим Господом! — Брат опускает голову, а уже через секунду его пальцы принимаются яростно расчёсывать изгиб локтя. — И не чешись здесь!
Весь оставшийся день Беспоповцевы довольствуются обществом друг друга. Правда, к вечеру тучи взаимного недовольства рассеиваются. По крайней мере, так это выглядело внешне. Ужинать сели втроем. И понеслось:
— Ты должна соблюдать режим. Я не могу по нескольку раз на дню подогревать тебе еду.
Засоня, не дослушав, выходит из-за стола и отправляется на прогулку.
Перво-наперво — монастырская стена, где трудится поповский гость. Некоторое время она наблюдает за строителями, но потом реашет, что мозолить ему глаза всё-таки не «камильфо» и идёт на крутояр. Отсюда открывается вид, достойный кисти Левитана. И прежде всего остров Чайка, чьи контуры напоминают птицу в полёте.
На берег прикатывает на великах ребятня, прихватившая с собой пластиковую водопроводную трубу.
— Бу-у-у! — вибрирует в ней речной воздух, когда самый рослый из пацанов дует в неё.
— Глянь-ка, инопланетянин! — тычет в сторону Алькиного шлема спутник «трубача» и покатывается со смеху:-Эй, пришелец, ты с какой планеты? — Девушка делает вид, что не слышит.
Место над обрывом облюбовано не только по причине его живописности. Здесь можно медитировать на объект влюблённости, то есть мысленно просить явиться на свидание. Но то ли телепатические способности недостаточно развиты, то ли МЧ стоек, только Алино уединение он не нарушает.
На берегу появляется панама-мухомор. Она разводит в стороны руки и начинает кружиться. Юбка надувается колоколом, ступни, одетые в вылинявшие кеды, движутся всё проворнее. Но Але уже известно: концы кед непременно зацепятся-и танцовщица рухнет, как подкошенная. Не дожидаясь финала, «московка» движется дальше. В ушах, как морских раковинах, вздыхает ветер. Заворожённая этой музыкой, она движется до тех пор, пока её внимание не привлекает что-то серое. Камень? Нет, над ним потрудилась не природа, а человек. Это памятник. Время было к нему безжалостно. Но ещё можно прочесть: «Спи, девочка,…до… утра!»
Аля вглядывается в грязновато-бурую фотографию. Лица почти не осталось. Но угадываются лоб, подбородок. Вместо глаз-тёмные провалы. И всё-таки…Это она… Аля.