— Убивца, поди, искать будете? А почему не Иван Димитриевич?
Иевлев удивленно вскинул бровь.
— А почему это ты считаешь, что именно он должен был заняться этим?
Никифор пожал пудовыми плечами.
— Его местные знают, кое-чем обязаны, а значит, говорить с ним станут. С вами — нет.
Бородач развернулся и, ни слова не говоря, ушел в дом, оставив дверь перед рассерженным следователем отворенной — мол, поступай, как знаешь, а я тебе не помощник. Иевлев вошел, разделся, повесил пальто и шапку на вешалку, подождал, пока то же самое проделает его молчаливый спутник, а потом не спеша двинулся искать хозяев. Графиню он застал в гостиной. Она стояла у окна, выходившего в заснеженный сад и, прижавшись лбом к стеклу, не мигая смотрела на что-то видимое ей одной. Иевлев сел в кресло, повертел в руках какую-то безделушку, которую автоматически прихватил со столика, стоявшего рядом, закинул ногу на ногу, откашлялся, а Александра так и не отреагировала на его появление. Казалось, она даже не дышала, такая скорбная неподвижность исходила от ее хрупкой фигуры.
На мгновение Олегу даже стало жаль ее, но он прогнал это мимолетное чувство. С карниза, проходящего как раз над окном, у которого застыла Александра, сорвался снег, и это вывело ее из задумчивости. Она вздохнула, обернулась и, словно они с Иевлевым виделись только накануне, спокойно произнесла:
— Здравствуйте, Олег Федорович.
— Здравствуйте, — недоумение и даже растерянность от ее реакции на его появление, явственно читались на его узком лице. — Вас предупредили о моем приезде?
— Нет. Просто мне почему-то казалось, что это будете именно вы. Это логично… Как себя чувствует Иван Димитриевич? Господин Мясников, — графиня коротко кивнула застывшему у стены дознавателю, — сказал, что он болен.
— Вчера опамятовался. Мы говорили.
— Слава богу! Я позову Николая Станиславовича?
— Нет, подождите. Я хотел бы сначала переговорить с вами, госпожа Орлова.
— Пожалуйста, — Александра подошла и села в кресло напротив Иевлева. — Может быть, что-нибудь съедите или выпьете с дороги?
— Позже.
— Хорошо, — графиня вздохнула. — Я слушаю вас.
Иевлев кивнул Мясникову, и тот подсел к столу и деловито зашелестел бумагами, приготовившись записывать.
— Когда вы в последний раз видели убитую? — молодая женщина вздрогнула. — Простите, но я привык называть вещи своими именами. Если человек убийца — я так его и называю. А если его до сих пор не поймали — значит, он умный и расчетливый убийца, способный на самые неожиданные и непредсказуемые ходы, как волк, попавший в западню.
— За что вы меня так невзлюбили, Олег Федорович?
— Не всем же сходить с ума по вашим глазкам и так далее.
— В чем вы усматриваете здесь мою вину?
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Потому что вы сами несколько отошли от заданной темы, — Александра расправила плечи, и Иевлев понял, что она подняла брошенную им перчатку. — Наташу в последний раз я видела перед ужином, когда поручила ей разбудить Ивана Димитриевича. В тот вечер она отпросилась на выходной до середины следующего дня. Именно поэтому ее хватились и начали искать не сразу…
— Куда выходят окна вашей спальни?
— К парадному крыльцу.
— Вы поздно легли спать?
— Да. Не могла заснуть. Днем после утренних событий прилегла отдохнуть и незаметно задремала. Так что вечером спать не хотелось совершенно.
— Слышали что-нибудь необычное?
— Нет. Все было тихо.
— Может быть, кто-нибудь выходил из своей комнаты?
— Я не слышала.
— Что вы делали в спальне господина Чемесова тем вечером?
Александра залилась краской — столько неприязненных намеков слышалось в голосе сидящего перед ней мужчины.
— Я хотела разбудить его, но не решилась и попросила…
— Я не спрашивал вас, что вы хотели, мне нужно лишь знать, что вы там делали!
Глубокий вздох приподнял белоснежную ткань блузки на груди графини, и спустя мгновение она заговорила ровным бесцветным голосом:
— Я вошла, в комнате было темно…
«Вот это самообладание! Да, такую так просто не расколешь на допросе! Впрочем, прожив десять лет с мужем-садистом или свихнешься, или научишься держать себя в руках… Или убьешь его!»
— Простите, я отвлекся. Повторите, пожалуйста, вашу последнюю фразу.
Глаза молодой женщины остались столь же холодны и бесстрастны, вежливо кивнув, она произнесла:
— Я сказала, что когда ставила лампу на столик у кровати, уронила с него запонки и потом долго искала их.