Операция только-только завершилась, когда Чемесов подошел к операционной. Серый от усталости Никита Быстрицкий курил в коридоре, зажав сигарету хирургическим зажимом.
— Ну как? — волнуясь, спросил Иван.
— Зашивают.
— И?
— Не знаю, Иван. Ранение тяжелейшее. Даже если все пойдет более или менее, Олег рискует остаться идиотом на всю жизнь. Или превратится в младенца, который даже не помнит, как его зовут. Придется заново учиться ходить, говорить, есть… Или кома… В общем гадостей полный джентльменский набор.
— Но может…
— Может. Говорят, наш создатель тоже много чего мог — по воде, аки посуху, и все такое.
За дверью операционной послышался шум, хирург отступил в сторону, потянув за собой Чемесова. Двустворчатые двери распахнулись, и два санитара выкатили в коридор медицинскую каталку, на которой лежал Олег. Иван пошел рядом. Лицо Иевлева покрывала восковая бледность. Голова, окутанная плотным коконом из бинтов, выглядела какой-то бесформенной, кукольной.
Боль, ярость, негодование тугим колючим клубком ворочались в душе Чемесова. Он ухватился за каталку так крепко, что санитары были вынуждены остановиться и, склонившись к другу, зашептал, надеясь, что, как бы далеко ни был Олег, он услышит его.
— Я обязательно поймаю этого гада. И на сей раз не позволю никаким чувствам помешать мне в этом. Видит бог, и так пострадали слишком многие. Ах, дружище, если бы ты мог рассказать, что же произошло с тобой! Зачем ты опять пошел на эту чертову Ордынку? Что ты еще хотел увидеть там?
— Он все равно не слышит тебя, Иван. Позволь этим молодым людям отвезти его в палату, — Быстрицкий мягко взял Чемесова за локоть.
— Я виноват в том, что произошло с ним.
— Каким же это образом? Ты сам только сегодня утром вышел из больницы. Не бери на душу чужой грех, Ванечка, никому от этого легче не станет.
— Он взялся за это расследование, чтобы помочь мне выбраться из той идиотской ситуации, в которую я сам поставил себя своей тупостью, неумением, неспособностью разобраться…
— Иван! — Быстрицкий сменил тон, и теперь его голос был резок и требователен. — Ты немедленно перестанешь устраивать здесь сцену. Черт меня дери! Тебе что — как истеричной бабе нужно отвесить оплеуху, чтобы привести в чувство?
— Прости! Спасибо, Никита, — Чемесов спрятал в ладони лицо, постоял так, а потом, словно смахнув с него невидимую паутину боли, вины, переживаний, бесстрастно взглянул на друга. — Если будут какие-то известия о состоянии Олега, меня можно будет найти в особняке графини Орловой, а позднее — на службе. Не обессудь, что доставил тебе…
— Иди уж! — перебил его Быстрицкий. — И запомни — ты и только ты способен наказать мерзавца, который сделал подобное с Олегом.
Он легонько подтолкнул в спину огромного по сравнению с ним Ивана и долго смотрел ему вслед, искренне переживая за этого большого человека с такой чувствительной, ранимой душой…
Глава 10
Александру разбудили очень рано, и она никак не могла прийти в себя.
— Что случилось, нянюшка?
— Да кто ж его знает, деточка? Полиции полон дом. Всюду лезут. Копаются в вещах, даже дрова на кухне перебрали, чтоб им пусто было! И этот одноглазый черт тут. Опять пальто не снял.
Александру всегда забавляло и поражало умение няни одним каким-то штрихом, одним коротким замечанием охарактеризовать человека или его настроение. Действительно, то, что Иван Димитриевич не снял свое любимое пальто, говорило о многом. Только совсем недавно Чемесов стал чувствовать себя в ее доме не судейским чиновником, который лишь выполняет свои служебные обязанности, а желанным гостем, и его верхняя одежда — его своеобразный защитный кокон, стала оставаться на вешалке в прихожей. Теперь что-то вновь переменилось. Но пока графиня не спустилась вниз, она и представить себе не могла до какой степени. Миша и Игорь Викентьевич уже были здесь. Она рассеянно улыбнулась им и поискала глазами Ивана, но его не было в гостиной.
— Мне сказали, Иван Димитриевич здесь. Что-то случилось?
— Да, он, конечно же, здесь. Правда, не соизволил объясниться. Теперь, похоже, мы видим истинное лицо Циклопа, не прикрытое маской цивилизованности.
Игорь Викентьевич кипел гневом, и Александра невольно поморщилась — еще был слишком свеж в памяти его вчерашний выпад против Ивана Димитриевича, когда Орлов, по сути, прилюдно обвинил его в ужасном преступлении. А Игорь Викентьевич, словно подслушав ее мысли, продолжил.
— Вчера Миша подозревал меня в неких дурных помыслах… Но, по-моему, ошибся адресом. Вот пример истинной мстительности. Вечером господину Чемесову указали на его место, а уже ночью он устраивает облаву, словно здесь воровской притон, а не приличный дом.