— Он умер? — с дрожью в голосе спросил Иван, поддерживая налетевшего на него маленького хирурга.
— Кто?
Чемесов, не смея сказать, лишь указал глазами на дверь за спиной Быстрицкого.
— С чего ты решил? Наоборот! Совершенно удивительная история, дружище! Все уже знают! Где ты-то был?
— У Орловых… — проговорил ничего не понимающий Иван.
Никита нахмурился и почесал правую бровь.
— Как самочувствие Александры Павловны?
— Я не застал ее… А почему ты спрашиваешь? — Иван почувствовал, как холодок недоброго предчувствия пробежал вдоль позвоночника, покрыв мурашками кожу спины.
— Да понимаешь… В общем, все по порядку. В восемь утра дежурный врач осмотрел Олега — он был очень плох. В девять сюда приехал я и еще несколько медиков, чтобы провести консилиум. И представь себе — мы все вместе входим в палату Иевлева и обнаруживаем его в фантастически, просто-таки чудесно улучшившемся состоянии, а на полу возле кровати Александру Павловну в глубоком обмороке.
Сердце Ивана дрогнуло. «Бедняжка хотела, как могла, искупить то, что скрывала от меня правду! Но где же она теперь?!!» Чемесов ухватил Никиту за плечи и даже легонько тряхнул.
— Где она?
— Да я у тебя хотел узнать… — растерялся Быстрицкий. — Ее забрал какой-то человек. Сказал, что родственник. Высокий такой, темноволосый мужчина, лет тридцати-тридцати пяти…
И тут Чемесов почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
Глава 11
Мише этим утром тоже не сиделось дома. Но, в отличие от сестры, у него не было твердой цели. Поэтому, выскользнув из дома, он перешел канал, потом поднялся на горб Большого каменного моста над Москвой-рекой и какое-то время постоял на нем, с невольным трепетом оглядывая красные зубчатые стены Кремля, почти платиновых в морозном утреннем свете двуглавых орлов на башнях… Но не пошел туда, а свернул на набережную и двинулся по ней прочь от Красной площади и Лобного места.
Снег скрипел под ногами, дыхание белыми облачками вырывалось изо рта. Была уже середина февраля, но зима еще и не думала отступать, хотя солнышко уже повернуло на весну. Миша спиной чувствовал его теплое прикосновение, и невольно от этой ласки на душе становилось легче, светлее.
Он бродил по городу, пока совершенно не заледенел и не проголодался. Это загнало его обратно домой. На подносе в прихожей лежали какие-то бумаги. Разматывая шарф, он взял одну из них и вдруг замер — это была повестка. Александру Павловну Орлову очень вежливо приглашали явиться в следственный департамент Московского окружного суда, комната номер двадцать восемь, для дачи показаний. Он развернул следующую бумагу — она предназначалась ему.
— Господин Чемесов заходили-с с утра, — сообщил дворецкий, и Миша вздрогнул от неожиданности.
— Графиня уже видела это?
— Нет-с. Ни ее, ни господина Орлова нет дома.
— А где же они? — удивленно спросил Миша.
— Оба ушли из дома очень рано. А куда, не могу знать-с.
Миша пообедал, еще побродил по дому в надежде, что придет сестра, но ее по-прежнему не было. Лишь ненадолго вернулся Игорь Викентьевич, но вскоре снова ушел, и юноша вновь остался предоставленным сам себе. Поняв, что поддержки ждать неоткуда, он сел в свое любимое кресло, уткнул лицо в ладони и принялся по крохам собирать мужество, чтобы решиться на поход к следователю. Сможет ли он снова солгать, глядя в глаза Ивану Димитриевичу, после того, что тот сказал им с Сашей этой ночью? Как страшно! Миша почувствовал дурноту, живот скрутило болью. Юноша вздохнул так глубоко, как только мог, и решительно поднялся, поняв, что если просидит так еще немного, накрутит себя до нервного срыва.
И в тот момент, когда он шагнул к дверям, они с грохотом распахнулись, и в комнату ворвался Чемесов собственной персоной. Он кинулся к Мише и ухватил мгновенно утратившего всю свою решимость Мишу за грудки.
— Где твоя сестра? Когда она ушла из дома? Одна? Что она тебе говорила вчера? Где Орлов? Видел ты кого-нибудь из них днем?
Эта торпедная атака повергла юношу в совершеннейшее оцепенение. Он только хватал воздух ртом, чувствуя, что вот-вот грохнется в обморок, как девица на первом балу. Чемесов смерил его взглядом, подтащил к креслу, совсем не бережно плюхнул в него и куда-то исчез, а когда вернулся, то нес рюмку водки.
— Пей!
Миша проглотил содержимое хрустальной стопки одним мучительным глотком, передернулся и вновь уставился на Ивана круглыми немигающими глазами.