Чувствуя, что начинает понемногу сходить с ума, Чемесов достал из кармана пальто дневник Ирины Бессоновой и раскрыл его на первой странице в надежде хоть как-то отвлечься.
Александра приходила в себя медленно, очень медленно. Перед глазами кружили цветные пятна, спирали и всполохи. Она поморгала, даже попыталась поднять руку, чтобы протереть глаза, но не смогла совершить даже такое простое движение. Внезапно она почувствовала, как кто-то приподнял ей голову, а губ коснулось холодное стекло.
— Выпей, — скорее догадалась, чем услышала она и послушно проглотила сладкое, чуть терпковатое содержимое стакана. — А теперь спи.
И теплая чернота снова укрыла ее. Александре было покойно и уютно. Снов не было, или она не запоминала их, но графиня чувствовала, что забытье это целебно для нее. Организм медленно восстанавливал силы, потраченные на врачевание, ведь еще никогда она не отдавала так много…
В следующий раз, когда она пришла в себя, какая-то совершенно незнакомая ей неопрятная старуха накормила ее, как ребенка, с ложечки. Потом снова было то же терпкое питье, и опять сон на своих по-кошачьи мягких лапах подобрался к Саше.
Петя Доркашов пребывал в глубочайшем гневе. Он уже переругался со всей канцелярией, но толку от этого было чуть. Его запрос, едва придя по назначению, был безнадежно утерян! Опять задержка! Но возмущайся, не возмущайся, а сделанного не воротишь. Молодой человек уже отправил новую бумагу аналогичного содержания, присовокупив к написанному еще и свои извинения. Во всей этой малоприятной истории его радовало лишь то, что, движимый природной аккуратностью, он позаботился о том, чтобы Бульжинский сделал ему не одну, а целых три фотографии того человека, из-за которого он — столбовой дворянин пусть из обедневшей, но достойной семьи чуть не стал уличным воришкой.
Теперь молодой человек думал о том, что ему необходимо зайти к Ивану Димитриевичу, и никак не мог решиться — все в управлении были в курсе последних событий. Однако именно из-за них-то и следовало рассказать ему обо всем. До сих пор Петя не делал это только потому, что ни в чем не был уверен, все надеялся — вот придет ответ на его послание… Но теперь события стали разворачиваться так, что ждать он просто больше не мог.
Петя еще потоптался в нерешительности у дверей чемесовского кабинета, потом собрался и постучал. Никто не ответил. Юноша удивился. Уж в чем, в чем, а в том, что Иван Димитриевич у себя, он был уверен, потому что давно крутился вокруг, собираясь с духом. Доркашов демонстративно, скорее для окружающих, чем для самого себя пожал плечами и толкнул дверь. Иван сидел за столом, уперев подбородок в сжатые кулаки, поставленные друг на друга и на столешницу и как-то тупо уставившись на раскрытую перед ним то ли тетрадь, то ли книгу. Юноша дипломатично покашлял, но и это не вывело Чемесова из оцепенения.
— Иван Димитриевич! — позвал Петя, смущаясь, но, понимая, что отступать ему некуда. — Иван Димитриевич, я должен вам кое-что рассказать.
Чемесов, наконец, встрепенулся, взгляд его с надеждой метнулся к посетителю, но тут же угас — он явно ждал кого-то другого.
— Здравствуй, Петя, как твой убитый студент? — почти автоматически поинтересовался он, вновь опуская взгляд на страницы, исписанные аккуратным округлым почерком.
— Иван Димитриевич. Я как раз по этому поводу и пришел…
— Не до того мне, брат.
— Я слышал… Знаю… Но дело в том, что это может иметь отношение…
— Что?
Петя зачастил:
— Помните, я говорил, что единственный свидетель указывает на человека, про которого никак нельзя подумать, что убил именно он? Потом я еще чуть не украл у этого господина шапку, чтобы сделать фото.
— Я все это знаю, — нетерпеливо буркнул Чемесов.
— Только вы не знаете, о ком шла речь. Понимаете, это господин Орлов.
— Что-о?
— Игорь Викентьевич Орлов…
— Так что ж ты молчал? — взревел Иван, вскакивая с места.
— Я ждал ответа на свой запрос, чтобы уж все точно. А его потеряли в канцелярии и вот…
— Святые угодники!
— Я послал новый, Иван Димитриевич, он скоро придет!
— Ну, брат! У меня и так от этого проклятого богом дела скоро голова лопнет, а тут еще новый финт! Когда, говоришь, было это убийство?