— В конце августа, — уныло сообщил юноша.
— Э, Петр Степанович, — Чемесов сразу будто уменьшился в размерах. — Тогда господин Орлов еще фланировал где-нибудь по Монмартру. Я же проверял — он прибыл в Москву поездом 10 сентября, в 18.30 вечера.
— Но ведь свидетель…
— Пьянь твой свидетель, сам знаешь.
— Знаю, — понурив голову, подтвердил юноша, — но это единственное, за что здесь можно было уцепиться.
— Не грусти. Не все дела раскрываются. Чай не последнее.
— Да я думал, может, вам чем помогу… — юноша повернулся и тихонько вышел вон.
Однако впадать в тоскливое ничегонеделание он себе не позволил. Петр Доркашов так легко не сдастся! Раз эта версия оказалась тупиковой, он выстроит другую. А теперь следует опять опросить жильцов этого треклятого дома, да и соседних тоже. Может тогда, в первый раз, он что-то упустил?
А Иван, качая головой, вновь опустился за стол, а потом медленно закрыл лежащую перед ним тетрадь. Теперь он знал, или, по крайней мере, представлял себе события вечера, когда был убит граф Василий Орлов, настолько четко, будто присутствовал там сам.
«Бедный Миша! Бедная Александра! Саша, Сашенька… Где же ты?! Что с тобой, любимая моя, желанная?!! Я бы отдал всю свою кровь, лишь бы ты была в безопасности, вот только кому она нужна?..» — горький смех, прозвучавший натянуто и неестественно в тишине кабинета, показался противным даже ему самому.
Дверь кабинета отворилась вновь, на сей раз пропустив в кабинет Ивана дядю Женю Кошкарева.
— На, поешь хоть. А то совсем себя уморишь. Только из больницы, а уж вторые сутки на ногах, — ворчал старик, выкладывая на стол какие-то свертки, сверточки и кульки. — Найдется твоя ненаглядная, вот увидишь! Целая и невредимая!
— Твоими бы устами да мед пить, дядя Женя…
— Может, она где на улице снова в обморок упала, и ее в какую-нибудь больницу увезли? Или добрые люди подобрали, и она у них дома лежит?
— Больница отпадает — все проверены. А добрые люди… Почти сутки ведь прошли, неужели не сообщили бы властям?
На этот раз Александру привели в себя голоса. Двое негромко переговаривались за дверью комнаты, в которой она лежала. Женский, судя по всему, принадлежал той самой старухе, которую Саша уже видела, или это только снилось ей? И мужской. С глубокими низкими модуляциями. Графиня напрягла слух, но так ничего и не разобрала. Голова была какой-то тяжелой, дурной.
Александра осмотрелась и не узнала место. Комната была совершенно незнакомой. Убогая мебель, порыжевшие, местами в пятнах обои… «Где я?» — подумала она, не осознавая, что повторяет то же самое вслух. Разговор за дверью тут же прекратился. Через мгновение где-то хлопнула дверь, а чуть позже в комнату Александры просунулась седая голова давешней старухи. Значит, это был все-таки не сон…
— Где я? — снова беспомощно повторила графиня, чувствуя, что к глазам подступают невесть откуда взявшиеся слезы. — Кто вы? Как давно я здесь?
— Зовут меня Юлия Януарьевна. А место это тихое, безопасное. В самый раз, чтобы отлежаться, поспать всласть… Кушать-то хочешь?
— Хочу, а вот спать больше — нет. А еще я хочу домой. Как я сюда попала? Где это место? Кто-нибудь знает о том, что я здесь?
— Сейчас я принесу супчику куриного. Как раз горяченький.
Старуха, бормоча что-то себе под нос, скрылась за дверью. Александра попыталась сесть, но комната тут же закружилась у нее перед глазами, и она со стоном вновь упала на подушки. «Неужели это оттого, что я слишком сильно выложилась, когда лечила Олега Федоровича? Земфира предупреждала меня… Но нет! Все совсем иначе… То питье… Снотворное? Какой-то наркотик? Опий? Но зачем?» Старуха, которую Александра тут же окрестила Ягуарьевной, вернулась, неся тарелку и ложку.
— Давай-ка я помогу тебе сесть повыше, дорогуша.
— Я не буду есть, пока вы мне не объясните…
— Да не волнуйся. Кушай, а я буду рассказывать. Ну вот. Значит, подобрали тебя на улице. В обмороке. Знают, что я могу присмотреть, вот и принесли ко мне. Врач приходил, сказал, мол, нервинное истощение.
— Нервное, — автоматически поправила Александра.
— Ну, я же и говорю. Ты в себя все не приходила, да и врач-то сказал, чтобы спала побольше, я тебя и не трогала. Так что никто о том, что ты здесь, не ведает, да и откуда, если я и знать не знаю, куда посылать весточку?
— Юлия Януарьевна, — постепенно успокаиваясь, проговорила графиня. — А если я напишу записочку, найдете, кому ее отнести?
— Обязательно найду. Не сейчас, конечно. Сейчас ночь уж, а утром все на работу спешить будут, а вот вечерком… Ты напиши, а уж я позабочусь, душа моя.