Так вот, долгое изучение хиромантии привело его к парадоксальному выводу. Рука может обмануть, но стопа – никогда. Ярким примером правильности своей теории он считал свою супругу. Нарцисса Малфой имела идеальные ручки и ужасно некрасивые стопы. Сын тоже разочаровал, у него были слишком длинные и узловатые пальцы на ногах, что ясно говорило об истеричности и недалекости владельца.
Можно сказать, что своей репутацией «страшного ловеласа и дон Жуана» он обязан своему хобби. У волшебников не принято носить босоножки и ходить босиком и вот, чтобы удовлетворить свой исследовательский зуд, его сиятельство регулярно затаскивал в свою постель разных людей обоих полов, получал удовольствие, а потом в думосборе тщательно изучал ноги и ножки. Зарисовывал, систематизировал и анализировал.
И как истинный ученый и своего рода подвижник, он искал свой идеал. Как ботаник, который ищет свой новый вид, как палеозоолог всю жизнь разыскивает своего йетти, Люциус Малфой искал идеальной формы стопу, чтобы подтвердить или опровергнуть свою теорию.
И вот тем весенним днем он шел к границе аппарации и вдруг увидел две пары босых ног торчащих из-за кустов, растущих у Черного озера. Как истинный ученый он не мог пройти мимо и свернул к этим самым кустам. Стараясь не шуметь, он подошел к ним.
Верхнюю часть тела с этого места он не видел, но вот ноги видны, как на ладони. Первая пара заставила его поморщиться: слишком большая стопа, с сильным плоскостопием и крупным, грубым большим пальцем, сразу видно – завистливый, жадный и глупый, не стоит и смотреть. А вот вторая… Сердце хладнокровного Малфоя совершило кульбит и застряло где-то в горле. На траве, на простой грязной траве, рядом с разношенными кроссовками, с засунутыми в них уродскими хлопчатобумажными носками, лежали самые гармоничные и красивые стопы, которые он мог только представить. Узенькая пяточка, приятного розового цвета, высокий подъем, идеальные пальчики… Это был он, идеал.
Охваченный охотничьим азартом, уже не заботясь о соблюдении тишины, Малфой рванул посмотреть, кто же он, носитель идеала и натолкнулся на сонный, недоумевающий взгляд мальчика-который-выжил. Он, в компании не менее сонного младшего Уизли, прогуливал прорицания и заснул на весеннем солнышке
Впервые в жизни Люциус растерялся, он как-то не подумал, что он скажет своему идеалу. И вот он стоит, как дурак и молчит. Положение спас его старинный приятель и коллега по клубу пожирателей смерти – Северус Снейп, который, на всех парах несся к ним от замка. Казалось, он точно знает, кого найдет в кустах. А может, так оно и было, уж больно подозрительно, он оглядел Лорда Малфоя и только потом прогнал прогульщиков, не забыв назначить взыскания и снять баллы с Гриффиндора. Лорд Малфой с сожалением посмотрел, как идеал пакуется в нечто невообразимое по уродству, посетовал на дисциплину и заставил себя с достоинством уйти.
И вот он снова и снова рассматривает свой идеал, он изучил каждую линию и каждый еле заметный значок на этих ножках и пришел к выводу, что мальчишка действительно сильнейший маг и идеальный человек. А поскольку все лучшее должно принадлежать Малфоям... Он решил, во что бы то ни стало, спасти этого мальчика от обеих воюющих сторон и оставить себе, разумеется. В своих силах он не сомневался.
Был составлен идеальный план похищения. Обустроено тайное убежище, но тут его мальчика засунули в Азкабан по надуманному и смехотворному поводу. Это досадное недоразумение не отменило планов, а только слегка подвинуло сроки и укрепило Малфоя в намерении спасти юношу и осчастливить его союзом.
Сначала он грезил только о ножках, но потом все чаще и чаще Люциус вспоминал зеленющие глаза, не скрытые дурацкими очками, малиновый пухлый рот и маленькую родинку над верхней губой.
Глава 2
POV Гарри
Сознание возвращалось, но как-то неохотно и урывками. Болели руки, плечи. Даже ноги. Меня что, побили? Почему я ничего не помню?
- Да никто тебя не бил. Ты сам бился, - зашуршал незнакомый какой-то нечеловеческий голос.
- Угу, я что, все-таки свихнулся?
- Может и свихнулся, а может и всегда такой был!
Раздираю веки, шарю по подушке в поисках очков. Очков нигде нет, но я и без них вижу достаточно отчетливо. Вот привычный темный потолок, вот решетка, отделяющая камеру от тюремного коридора, вот дементор… аааааааааааааа… мамочка!
- Я бы на твоем месте не особенно привередничал, других слуг у нас все равно нет!
На руках дементора, который парил в полуметре от моей «постели», надеты белые перчатки, и он держал стакан с водой.
Этого вполне хватило, чтобы я снова провалился во тьму.
На этот раз возвращение в тело прошло более комфортно. Я просто лежу, не открывая глаз. Во рту жуткая сушь. Пить хочется ужасно.
- Можешь уже открывать глаза, я вижу, что ты очнулся, - шелестит все тот же голос, - нервные вы, люди!
- А можно узнать, ты собственно кто? – решаюсь спросить я.
- Давай сначала ты попьешь, потом поешь, а уж потом…
- У меня есть выбор?
- Мыслишь в правильном направлении, - похвалил меня голос. – Только не ори! Дементоры существа мирные, но ужасно впечатлительные, не пугай их.
Мне становится смешно:
- Милашки просто!
- Многие знания – многие печали! Полное незнание – вечная скорбь! – провозгласил голос торжественно.
Я открываю глаза, в камере многое изменилось. В углу стоит допотопная печка, в ней весело трещит огонь, дырка, в которую приходилось справлять нужду, стыдливо прикрыта ширмой. Я накрыт стеганным одеялом и у меня две(!) подушки. Правда, вся моя старая рубашка заскорузла от крови, и запястья кое-как перемотаны какими-то тряпками.
- Ну, как? Как тебе? – голос наполнен самодовольством, такое впечатление, что он эту ширмочку вручную вышивал, а печку сам сковал.
- Нормально, - говорю я. - Мне нравится.
- Ты спокоен? Я могу позвать… ну… принести тебе попить и зелья? Ты снова не будешь буянить? Или, там, в обмороки падать?
- Не буду, зови…
Прямо сквозь решетку просачиваются три дементора. У всех надеты перчатки. Мне становится смешно. Несмотря на слабость и общее недомогание, я ржу, как конь.
- Ты обещал! - обиженно шуршит голос.
Я сдерживаю смех и беру у первого дементора стакан с водой. Никогда еще простая вода не казалась мне такой вкусной.