Выбрать главу

Маша не стала уточнять, кто такие эти шисы, и почему их головами «сложно думать». Она устала от этого сумасшедшего мира, и знать не хотела ничего больше о нем.

- Потрясающе! – послышался из ближайшего угла голос Туони.

Когда команда спасалась бегством, бросив Роэла, падкий на артефакты некромант успел вынести из штаба Ордена пару вещиц. А именно: гномий пневматический арбалет (больше напоминавший Маше странной формы пистолет) с ядовитыми снарядами, уже лежащий разобранным рядом, и головной обруч Ирэя, который Туони вертел в руках, то и дело высказывая восхищение. Машу начала раздражать эта простота, с которой этот мальчишка переживал все потрясения. Ведь пару часов назад он трясся от страха, а теперь сидит и радуется какой-то безделушке. «Надо найти другую одежду девочке, - подумала она, бросив взгляд на свернувшуюся калачиком в другом углу Эстель. – Проклятье, с этими детьми еще возиться. Одна надежда – Киф, - она посмотрела на легионера, сидящего посреди комнаты в позе лотоса. Кожа его волнами меняла оттенки, а на лице сияла какая-то идиотская ухмылка. – Скорей бы Джамис вернулся…»

- Это пройдет, - произнес Сирен, но, словив вопросительный взгляд Маши, пояснил: - Твое состояние. Уныние, тоска, подавленность. Это влияние этого обруча.

Девушка с толикой страха посмотрела в сторону возящегося с артефактом некроманта и отодвинулась подальше от него.

- Значит, необходимо его выбросить куда-нибудь подальше, - предложила она.

- Нет! – в голос гаркнули мальчишки. Сирен в этот момент скопировал выражение лица Туони: как будто он маленький ребенок, и ему грозят забрать новую игрушку.

- Ни к чему: артефакт неактивен сейчас, - теперь телепатом использовался рассудительный манер речи молодого некроманта.

- Что еще ты о нем знаешь? – глаза Туони возбужденно горели.

- Ничего. Все, что я выудил из головы его хозяина – это имя того, кто вложил эту вещицу в руки нашего недавно почившего приятеля.

- Ну?!

- Что «ну»?

- Сирен, мы знаем, что ты читаешь мысли. Хватит придуриваться, - укорила малолетнего телепата Маша. – Говори уже, кто ему дал эту… штуку.

- Некий Гилен, - сжалился, наконец, Сирен.

- Где-то я слышала это имя. Совсем недавно, - девушка вопросительно посмотрела на Туони, но тот, похоже, о нем слышал первый раз.

- И да, естественно, я знаю кто это. И да, расскажу, - речь Сирена стала неторопливой и надменной. – Это предводитель общественного движения «голубая молния».

- А у него откуда этот обруч? – некроманта сильно заинтересовал этот кусок металла.

- Этого я сказать не могу. Обруч защищает разум носителя от вторжения. Я уверен, что этот Гилен носит подобный, раз я никак не могу его уловить.

- Этот артефакт не из этого мира. Очень мощный. Умножает ментальные силы, подавляет волю, может контролировать чужой разум, если он откроется, конечно. Мне до такого уровня ни за что не дойти, - воодушевленно-фанатичная речь Туони под конец сникла, голос упал, глаза обратились полу. – Но мы можем… использовать его, - некромант резко поднял голову, сверкнув горящими снова глазами, и в два прыжка подбежал к Сирену.

Телепат без выражения смотрел на протянутый обруч. Медленно поднял руку и принял безобидную на вид вещицу. Слепые глаза всматривались в гладкую, золотистую поверхность, будто силясь что-то увидеть.

- Я не могу, - Сирен впихнул артефакт обратно в руки разочарованного Туони. – Мне страшно, - сказав это, седоволосый мальчишка отошел к дальней стене и растянулся на полу, подложив под голову руки.

«Страшно ему. Вот мы-то точно в ужасе от того, что рядом с нами псих, неспособный самостоятельно думать, держит в руках штуковину, которая может сделать его страшнее ядерной бомбы», - промелькнуло в голове у Маши. И если было бы возможно прикусить язык мыслям, она бы это сделала: так выразительно посмотрел на нее Сирен. Это же очевидно, что не обладающий своими эмоциями телепат принял на себя страх окружающих.

- Х-х-х-ш-ш-ш-ш-ш? – в приоткрытую дверь заглянула Фис, хозяйка дома. – Ф-ф-ф-ш-ш-ш-щ.

- Щ-щ-ш-ш-х, - прошипел ей в ответ Киф, не открывая глаз.

Чешуйчатая голова скрылась, закрыв за собой дверь. Послышалось шипение в соседних квартирах: заботливая домоправительница проверяла жильцов.

- Наш-ш милый друг, каш-шется напугал половину дома, - все так же невозмутимо произнес легионер.

- Скорее, половину города, - безразличным тоном поправил его Сирен, и у Маши пробежали по спине мурашки. – Это дело касалось большего количества людей, но мои возможности не безграничны. Я принял решение на основе желаний и опасений ближайших к нам разумных существ в количестве около миллиона.

- Вот это demokratija в чистом виде. Из тебя вышел бы отличный president… То есть правитель, - девушка поняла, чья именно голова подсказала ему эту идею.

Сирен снисходительно улыбнулся, но возразил:

- Полностью зависит от тех, кто доверит мне правление собой. Разумные существа поголовно эгоисты. Они могут убеждать окружающих и самих себя в том, что им не плевать на других, но, на самом деле, я еще не встречал ни в одном племени разумных существ тех, кто по своей воле жертвует чем-то ради ближнего. А значит, мне, как правителю, пришлось бы учитывать мнение каждого своего подданного, а это невообразимо сложно.

- Если все эгоисты, тогда какая разница кем править?

- Править легче глупым, покорным народом. Умники, отстаивающие свою точку зрения, самый сильный разлагающий фактор для государства.

Маша хмыкнула. Никогда ее не интересовала политика, но уж очень непривычно было слышать подобное. И, хотя она понимала, что спорить с человеком, пусть даже на вид ребенком, пользующимся в данный момент неизвестно каким количеством голов, по меньшей мере глупо, но она возразила:

- Но это уже больше на тиранию похоже.

- Ну да. Единственная устойчивая форма правления, - безмятежное лицо Сирена было обращено к потолку. Казалось, он скучает.

- А у нас…

- Я знаю, что у вас, - не дал ей закончить маленький телепат. – Тирания под маской всеобщей свободы. И несут ее всему миру на крыльях ballisticheskih raket.

Маше стало не по себе от звучания родного языка голосом Сирена, но она уже вошла в азарт, вспомнив похожие споры с Костей:

- Хорошо, про политиков я спорить не буду. К власти рвутся именно такие люди: честолюбивые и эгоистичные. Но среди простых людей много добрых и отзывчивых…

- Еще себя в пример приведи.

- Да, я участвую в благотворительности. И мимо нищего пройти не могу, не подкинув ему немного денег.

- И думаешь про себя: «Как ему помогут мои деньги. Благодаря мне он сегодня не будет голодать», - он голосом выделил слова «мои» и «мне», заставив девушку покраснеть.

- Хватит лазить в моей голове! – не выдержала Маша.

- Хватит врать себе, - эту подстрекательную фразу Сирен произнес все же примирительным тоном. – Ты же и сейчас думаешь только о себе. Жалеешь себя. А что ты потеряла? Дом? Работу? Что ты оставила в том мире важного? Вот эта девочка… - он небрежно махнул рукой в сторону Эстель, - за пару дней потеряла всех близких, дом, положение. Сегодня она убила человека, чтобы спасти свою жизнь. Это непременно повлияет на ее дальнейшее эмоциональное развитие. Но ты, безусловно, все это понимаешь.

Маша сжала губы. Ее дико бесила эта бесцеремонность, с которой этот маленький наглец ее обвинял. Да и в чем обвинял? В эгоистичности. Когда она каждый год бьется с головным офисом за отчисления в районный детский дом. Так она не раздражалась уже очень давно. Ей вспомнился тот, кто мог так же довести ее до точки кипения своими словами. Костя. Он, казалось, тоже умел читать мысли. Возможно, так оно и было: ведь теперь стало известно, что он не человек. «Джамис. Где ты теперь?» - с тоской подумала Маша, не отдавая себе отчета в том, что сильнее хочет видеть именно демона, а не того человека, коим он прикидывался для нее.

- Сирен… - тихо произнесла она и запнулась. – Я хочу… Демон тебя забери, ты же знаешь, что я хочу спросить, отвечай!

- Я не чувствую его. Может быть, он не в нашем мире. А может и защищен чем-то вроде этого обруча. Я, собственно, и не уверен, могу ли я вообще чувствовать демонов. Ни разу не имел с ними дел.

Маша раздосадовано нахмурилась. «Роэла нет. Демон пропал. Прячемся, как крысы тут. Надо что-то решать уже», - подавляющий эффект обруча начал спадать, и к ней начали возвращаться решительность и трезвость ума.