Первицкий, худой, высокий, рыжий, с запавшими глазами и ртом-пуговкой, снял с головы эмкан вычислителя. – Тогда я весь внимание.
У него был достаточно крупный недостаток: он непроизвольно копировал мимику собеседника, на что многие, не знавшие его хорошо, часто обижались, думая, что он их передразнивает.
– Игнат на Сааремаа видел Зо Ли, случайно. Именно во время взрыва. – Это уже становится закономерностью. Первицкий имел в виду, что Зо Ли до Сааремаа видели в районах известных нам аварий, то есть и в Орхусе, и на Сан-Мигеле.
– Именно это и пугает. Зо Ли – единственный, кто уцелел после трагедии на Ховенвипе. Теперь сопоставь эти факты с тем, что там же функционировала двести лет назад лаборатория “Суперхомо”.
Первицкий поморгал светлыми редкими ресницами.
– Не обижайся, я пока особой связи не вижу. При чем тут лаборатория?
И почему ты уверен, что Зо Ли является виновником аварий? Я в это не верю.
– Если бы я тоже был уверен... Хочу проанализировать события, входящие в нашу компетенцию, за истекшие полгода, а ты пока свяжись с информслужбой “Аида” и попроси дать карту операций бригады по Аризоне. Нет ли поблизости от Ховенвипа чего-нибудь еще, требующего нашего внимания?
Кроме того, найди тех, кто занимался расследованием аварий вместе со спасателями. Скорее всего ими занимались научники из отдела изучения быстропеременных явлений природы Академии наук.
Я продолжал изучение сводки. Из всех происшествий, случившихся на Североамериканском материке за полгода, мое внимание привлекли три: в Эль-Пасо, совсем недалеко от Ховенвипа, рухнул в реку совершенно исправный мост, в Хьюстоне утечка энергии на кварк-станции и в Тампе дикая, абсолютно непонятная вспышка страстей на стадионе под грифом “антисоциальное поведение”. Все три случая укладывались по времени в цепочку: Ховенвип – Эль-Пасо – Хьюстон – Тампа... И через месяц после события в Тампе – Сан-Мигел и Орхус, добавил я мысленно. И последнее событие – на Сааремаа. А между ними?
Пришлось снова побеспокоить координатора. – Прошу такую сводку по Атлантике и Европе. Сроки те же: полгода, с января по сей день.
Через несколько минут стол выдал набор бланк-сообщений. Я прочитал сводку, выбрал события, укладывающиеся в мою гипотезу, и записал данные в память машины срочных оперативных работ. После этого соединился с начальником “Аида”.
Гриффитс внимательно выслушал мои соображения, подумал, выпятив толстые губы потомственного негра.
– Не думаешь же ты, – говорил Мартин на русском медленнее, чем на родном языке, что Зо Ли мог явиться причиной происшествий? Тем более что в некоторых случаях его алиби безупречно.
– Не думаю, – признался я. – Но совпадения слишком разительны, а последствия в случае недооценки опасности слишком сокрушительны, чтобы не перестраховаться. Гриффитс кивнул, снова выпятил губы. – Согласен. Чем могу быть полезен? – К тебе скоро обратятся мои работники. Вполне может статься, что дело не стоит и выеденного яйца.
– Допускать мы мажем только обратное, к сожалению. Можешь весь аппарат “Аида” считать в своем распоряжении.
– Спасибо, такие силы не понадобятся. Я включил аппаратуру кабинета и несколько минут размышлял, справится ли Игнат с заданием, размеров которого он еще не представляет. Как и я, впрочем. Помощник-то из Сосновского липовый: что может знать и уметь мальчишка в девятнадцать лет?
Правда, по словам самого Игната, Витольд старателен и работоспособен, а такая оценка в устах инспектор стоит многого. С другой стороны, в самом Игнате я уверен полностью, как в самом себе. Инициативен, умен, силой Бог не обделил... легче перечислить его недостатки, тем более что их, по моему мнению, всего два: любовь к сладкому и лиризм. Не сентиментальность, нет, хотя Игнат добр и чувствителен больше, чем положено мужчине по норме, вернее, больше, чем мне хотелось; именно лиризм. Выражалось это по-разному: в любви к стихам и к музыке, в тонко подмеченной характеристике литературного произведения, в поэтичности гипотез, касающихся многих аспектов работы безопасника, и так далее. Хотел бы я, чтобы у меня был такой сын. Ромашин, – сын Ромашина...
С гонгом прямой связи – я поставил такой зуммер на канал связи с директором – напротив возник Филипп Ромашин, директор УАСС, отец Игната.
Легок на помине...
– Думаешь? – В его вопросе прозвучали утвердительные интонации.
Я молча ждал продолжения. Лицо у Ромашина – старшего жесткое, властное, по-мужски красивое, взгляд острый, холодноватый, умный. Он должен нравиться женщинам, подумал я вдруг с неожиданной для себя самого завистью, мы с ним одногодки, а выглядит он лет на семь моложе...
С Филиппом я знаком уже восемь лет, с момента моего перехода на должность начальника отдела. Он тогда был вторым заместителем директора.
Уже в то время я отметил в нем качества, которые ценю в руководителе:
Волю, гибкое, раскованное мышление, самообладание, чувство долга и умение работать с людьми. С годами эти качества не пропали, что только укрепляло мое уважение к Филиппу. Работать с ним нелегко, но интересно. – Что нового по Ховенвипу? – Намечаю контуры задания. Работать будет Игнат.