Логическая цепочка потянула дальше, и я наконец вспомнила, что меня беспокоило во сне Имбри. В моих кошмарах два типа, везущих меня на каталке умирать, говорили о партии образцов и зародышей. У Имбри — и в легендах Барракуды — главной угрозой являлись тени. Неужели во сне Имбри настоящая реальность, а у меня реальность, преломлённая причудливой прихотью обычного сна? Только недавно я думала о себе, что мне известен кусочек прошлого — и снова неуверенность…
Хорошо, никто не знает, что позапрошлой ночью я уселась за пульт мнемопсихокатализатора. Тайгеру я наврала: о МПК я узнала только здесь, на катере. Уселась, включила и вовремя выключила: то, что взорвалось, Лекс починил легко, заменив негодные детали. Только втихомолку пробурчал себе под нос что-то о том, как неудачен на этот раз рабочий полёт. Я, скромно пристроившись рядом "поглядеть", как работает профессионал, понимала его: мало того что любовное приключение не удалось, так ещё и поспать не дают… Тайгер обмолвился как-то, что знает Лекса Берёзу как первостатейного соню.
Мимоходом я прислушалась к Бренту. Майор, забыв про внутреннюю связь, вываливал свои сомнения на подчинённых и теперь требовал решения: проехать ли данный угол Андромеды на скутерах, учиняя тем самым разведку боем (кто-то же выглянет на шум моторов!), или пройти тишком-молчком и начать анализ ситуации с лаборатории Кейда. Подчинённые пытались шёпотом дискутировать, друг друга не слышали из-за шипения и присвиста в наушниках, переспрашивали одно и то же, кое-кто начал придушенно смеяться.
Тайгер тоже времени даром не терял. Сначала он искал живых при помощи биодетектора, обходя по периметру нашу группу. Но, видимо, место было выбрано неудачное. Прибор засёк только наблюдавшую за нами из куста кошку, о чём Эрик и сообщил ребятам. Бланш с Винсоном обрадовались кошке, как дети, отобрали детектор и стали любоваться любопытным зверем, обмениваясь умильными впечатлениями на тему: "Ах, какие у неё глазки! Ах, как она на нас глядит! Смотри, какая шёрстка!"
Несколько остолбеневший, Тайгер в конце концов пожал плечами, присел на обломок какого-то железобетона и закрыл глаза. Через минуту видимо обострились скулы на его лице. Брент отобрал у хулиганов прибор и погрозил кулаком всем сразу. Тишина! Эмпат-биосенс вышел на охоту.
Ближе всех к углу дома, к дороге, стояла я. Поглядывая на Эрика, я размышляла, как успокаивает тишина пустынного города, как мягко греют здешние солнца — недаром ребята мгновенно расслабились. Хотя нужно будет — так же мгновенно и соберутся…
Расслабон коснулся и меня. Иначе как объяснить, что понадобилась целая секунда, чтобы определиться: почему я разворачиваюсь к углу, подтягиваю ремень пулемёта, приводя оружие в полную боевую готовность?
Когда пулемёт лёг на упор, раздался суховатый стук, от которого все вздрогнули.
Снова заработала внутренняя связь.
— Ата, там никого нет. Я проверял, — прозвучал севший от напряжения голос Эрика.
Брент в меня верил больше.
— Кого ты засекла, Ата?
Пока промолчала. Не говорить же, что по плечам, разогретым солнцем даже под тканью, будто скользнула ледяная проволока? Скользнула и оборвалась. А теперь, когда я развернулась к дороге, та же проволока медленно проехала по горлу?
24.
Кончик пулемёта с оптическим прицелом высунулся из-за угла, и я привела в действие перископную систему.
Вот ни фига себе.
— Ата, присядь.
Я пригнулась и отошла. Майор занял моё место.
— Что там? — выдохнула мне в ухо Бланш.
— По виду человек, — сообщил Брент. — Тайгер, ты его чувствуешь?
— Не-ет, — медленно, качая головой, пробормотал лейтенант. Он снова закрыл глаза и явно пытался настроиться на цель.
— Настройся на холод, — посоветовала я.
Через долгие секунды Тайгера пробрала крупная дрожь. Никто не спрашивал, в чём дело. Все горячо желали увидеть "по виду — человека".
Майор вывел изображение со своего перископического устройства на экраны оптики всех остальных. Он мог, конечно, передать изображение объекта, взглянув через портативную видеокамеру, надвинутую на глаз. Помешал шок от увиденного. Да и объект на экране выглядел бы нечётким через два ряда оптики.
За углом дома, на той стороне дороги вяло двигалась низкая, почти карликовая человеческая фигура. Человек выглядел настолько измождённым, что словом "движение" по отношению к нему определялось следующее действо: сделал шажок, покачнувшись, словно от порыва ветра, остановился отдохнуть, качнулся для нового шага, шагнул… И то же — дальше. И видок же у него был: череп, обтянутый тонкой жёлтой кожей, просто потрясал воображение; в провалившихся глазницах прятались с трудом видимые глаза; от носа остался хрящ с намёком на втянутые ноздри; ни тени похожего на губы — сплошная трещина поджатого, судя по всему беззубого рта; довершали портрет клочья пуха на том же черепе, блестящем то ли от гноящихся язв, то ли от экземы, и худые руки, выглядевшие из-за худобы и костлявости слишком длинными.
При всём при том экземпляр одет в жёсткую от грязи рубаху без рукавов и широкие штаны, небрежно подвязанные на поясе верёвкой. Мумия, сбежавшая из музея.
Боясь спугнуть "по виду — человека", майор не произнёс ни слова. Продолжая наблюдение, он поднял ладонь и пальцами изобразил несколько фигур. Пальцевый язык военных мы уже усвоили. Брент приказал: "Бланш, оставить видимое оружие — и на середину дороги прогулочным шагом".
Брюнетка бесшумно сняла пулемёт и пару кобур с ядерными пистолетами с пояса, оставив другую пару, припрятанную на бёдрах. И вышла из-за угла. Но как она вышла!.. "Прогулочный шаг" майора она превратила в торжественное раскачивание бёдрами супермодели на подиуме. Она так несла своё тело — грудь вперёд, плечи назад, что сзади кто-то из наших не выдержал и причмокнул.
Костлявое чучело и Бланш остановились в метрах пяти друг от друга.
Наш угол дома ощетинился оружием.
Бланш медленно погладила бёдра. Довольно фривольный жест, если забыть или не увидеть, что в конце этого жеста её ладони застыли на рукоятях пистолетов.
Дрожь аборигена заметили все. Сначала мелкая, дрожь эта переросла почти в припадок. Долго оставаться на ногах при такой качке абориген не мог. Он протянул к Бланш трясущиеся руки и с неожиданной грацией опустился на колени. Брюнетка невольно отступила, и теперь уже все видели, как она, не прячась, вцепилась в пистолеты.
Даже мы услышали утробное ворчание чучела. Поехала рубаха с его плеча.
На всякий случай — майор щёлкнул пальцами — мы вышли из-за дома. Правда, абориген нас не видел. Он видел только Бланш.
Я начала стрелять, когда худой мягко упёрся руками в дорогу.
Из штанов вылетела гигантская ящерица.
Бланш взвизгнула и подскочила, в прыжке стреляя из пистолетов. Если она думала, что человек-ящерица по инерции проскочит под нею, то крупно ошиблась. Я же промахнулась, вынужденно отведя дуло пулемёта от подпрыгнувшей Бланш.
Человек-ящерица в беге тоже выстрелил — длиннейшим мускулистым языком. Язык захлестнул ногу Бланш и дёрнул вниз. Хорошего рывка не получилось: в момент захлёста наша группа разнесла тварь в кровавые ошметья. Серое облачко, пытавшееся удрать, взорвалось, едва появилось над плоской мордой человека-ящерицы.
Тихий солнечный денёк, сонный город, эхо отгрохотавшего огнестрельного оружия и отшипевшего лазерного, ругательства Бланш, свалившейся в крошево из крови и плоти… Весело мы начинаем в Андромеде…
— Знаете, что любопытно в легенде? — задумчиво высказался Винсон. Он опёрся на ствол так и не использованной базуки, подбородком на руки, отчего говорил сдавленно, сквозь зубы. — Там есть такой факт…
Он замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли упустив нить размышлений. И молчал, задумавшись, так долго, что Бланш успела подняться, встряхнуться и, подойдя к нему, пнуть по колену. Пнуть, вообще-то, не удалось: машинально следивший за её приближением, Винсон увернулся от удара и даже обиделся: