Глядя, как остальные, смущённые и растерянные, столпились над юной парой, я с отчаянием поняла, что у меня ещё есть возможность поорать: кто будет принимать роды, чёрт бы их всех! — хоть кто-то знает, как это делается?! Кой чёрт они умиляются фиг знает чему, когда думать надо о насущном?!
Но тут подоспел припоздавший Ник, за ним — Иорданец. Кажется, они ставили машину ближе ко входу в здание. Ник огляделся.
— Зоя, тихо! — велел он и обратился к лейтенанту: — Тайгер, все военные должны знать, как принимать роды! Ну!
— Я только теорию, только теорию!.. — пролепетал побелевший лейтенант.
— Идеальные роды мы тебе обеспечим, — пообещал Ник, — ты только не забудь, как это делается. Матвей, Батис, разыщите, где они живут. Принесите вод, чистых тряпок. Остальное есть в аптечке.
Двое драко кивнули. Матвей будто рассеянно провёл ладонью, не прикасаясь, по спине старика и широким шагом направился к закутку. Они спустились в темноту, почти синхронно подняли руки, словно неся свечи. На пальцах драко мелькнули огоньки, в темноте они уехали в сторону и пропали.
Подчиняться спокойному, уверенному голосу Ника оказалось легко: Марека, молодого, усадили в изголовье Лии, чтобы продолжал стирать пот со лба и слёзы, если девочка опять заплачет; Дирку наскоро преподали базовый курс перекачки энергии, и он осторожно держал своей огромной тёмной ладонью бледные пальчики роженицы; я снимала стресс от испуга.
Пока решались организационные вопросы, появились Иорданец и Батис с ворохом вещей и с термосами. Словно дождавшись этого момента, девочка вскрикнула и выгнулась. Лейтенант посерел, а Марек потерял сознание.
Собственно, всё действо ограничилось только этими происшествиями. Тайгер получил свои идеально спокойные роды, а после них — одобрительное похлопывание по плечу от Ника.
Новорождённого мальчика вместе с родителями отправили в жилые комнаты. Как выяснилось, они были в двух шагах от закутка, а за одеялами старик послал меня в домашнюю кладовую.
Их и в самом деле оказалось трое — впрочем, уже четверо.
Под жильё они приспособили подвал дома — ту его часть, где когда-то работала отопительная система. Несколько отсеков превратились в довольно уютные комнаты. Старик Илларион зазвал нас немного отдохнуть и выпить кофе. И, естественно, узнать, что к чему и кто мы такие.
"Кухня" оказалась довольно просторным помещением, оборудованным плитой, для разогрева которой шёл сжиженный газ, а также любая горючая мелочь. Мы уселись за большой круглый стол. Оказывается, Илларион всегда держал заваренный с утра кофе в термосе — для Марека, который страдал от пониженного давления. Так что обещанный напиток мы получили сразу. И сразу я вынужденно поставила чашку на стол, чтобы не расплескать. Я-то думала о себе — спокойна. Ан нет. Руки дрожат… Вспомнив дыхательные техники, я с минуту поработала над состоянием и уже спокойно взяла чашку, вслушиваясь в рассказ Иллариона.
— … Я из городской службы озеленения. Марек — мой, коллега, дизайнер. В тот день мы оба были свободны. Заранее договорившись, встретились, чтобы сыграть шахматную партию. Марек вообще не очень общительный и приходил только тогда, когда я оставался один. Сын и сноха были на работе, а Лия у подруги готовилась к экзаменам. Это тремя этажами выше нашей квартиры. Мы доигрывали вторую партию… — Голос Иллариона вдруг осип. Кажется, мы стали первыми, кому он рассказывает о чуме. И, кажется, он помнит всё, до мельчайших подробностей, несмотря на трёхлетнюю давность событий. Он прокашлялся. — Лия — моя любимая внучка. Мне всегда казалось, я её хорошо чувствую.
… Он собирался объявить Мареку мат. Но рука с приподнятым ферзём внезапно остановилась на полпути к вожделенной клетке. Марек неуверенно улыбнулся.
— Илларион?..
— Кто-то кричит, — отвечая ещё бесстрастно, словно своим мыслям, Илларион поставил ферзя не на доску — на край стола и поднялся, прислушиваясь. Он пока не думал о внучке, но прислушивался, интуитивно поднимая глаза к потолку.
Марек же вдруг встрепенулся и быстро шагнул к окну, возле которого они играли.
— Это… чудовищно! — выдохнул он, глядя вниз с высоты второго этажа.
И такая сила потрясения прозвучала в его голосе, что Илларион тоже поспешил к окну, на мгновения забыв о тревожном звуке. И — от ужаса инстинктивно нашарил кнопку. Вдавил — и оконная рама упала сверху со стуком гильотинного ножа. Одновременно стемнело. Не оттого, что закрыли окно. Мимо окна, слегка раскачиваясь, проплыло нечто громадное, со смазанным пятнистым рисунком в жёлто-коричневых тонах… Марек, онемев, засмотрелся на страшную тень. Когда она прошагала, в комнату снова хлынул свет. Словно заворожённый, парень потянулся потрогать окно — смешную преграду для шествующего по улице монстра. Илларион схватил Марека за руку и оттащил вглубь комнаты.
— Увидят! Я сейчас закрою окно полностью!
— Они… ревут, — недоумённо сказал Марек, наблюдая, как подкравшийся к окну старик дёргает кисть старомодной гардины. И уже в полумраке добавил: — А вы сказали — кто-то кричит.
Но крик и в самом деле прозвучал — и не один. Очень приглушённый, но явно с лестничной площадки. Илларион схватился за сердце и просипел:
— Лия… Господи, это Лия!
Он бросился через все комнаты к входной двери, не заметив, как, побежавший сначала за ним, Марек остановился и скрылся в спальне сына и снохи.
Распахнув дверь, Илларион будто столкнулся с плотной стеной криков, плача, рычания. Ошеломлённый, он застыл на пороге — этих секунд хватило для появления Марека с двумя охотничьими ружьями (сын Иллариона увлекался охотой и вместе с женой дважды открывал сезон). Одно ружьё Марек сунул старику. Поняв, что он держит в руках, Илларион начал приходить в себя и даже нашёл силы удивиться: тихий Марек и оружие?!
В основном крики раздавались сверху. В этом доме на каждой площадке две квартиры, но сами площадки отличались шириной небольших рекреаций и, помимо лифта, оборудованы широкими же лестницами.
— Девочка на каком этаже? — спросил Марек, бегом преодолевая первую лестницу наверх: никто из них о лифте даже не подумал.
— На пятом… Боже, боже!
Навстречу хлынула странная толпа — люди вперемешку с ящероподобными. Толпа — это, оказывается, на первый взгляд. На самом деле ящерицы, размером чуть крупнее человека — кто стоя на четырёх, кто поднявшись на крепкие задние лапы, гнали людей — охотились. Или догоняли жратву. Звери отличались неуклюжестью, но брали мощью: догоняя, они прыгали на человека и начинали рвать его, не обращая внимания — живой ли ещё, мёртвый ли. Широкая длинная лестница медленно покрывалась кровью и разодранной плотью.
Почти неслышный в криках щелчок заставил Иллариона очнуться. Марек, с неожиданно сосредоточенным лицом, прицелился и выстрелил. Ящерица с верхней ступеньки, раскинувшая лапы, будто желая обнять бегущую от неё женщину, рухнула мордой в ступени. Женщина, кажется, инстинктивно поняла, что позади никого нет, и, прыгая через две-три ступени, добежала до спасителей. Ящерица ещё дёргалась, несмотря на разбитую в кровь морду, и теперь уже Илларион добил её. В суматохе никто не заметил, что от мёртвого тела отделилось темноватое облачко. Мужчины продолжали стрелять — как в тире — по лестнице; живых людей не осталось, а у тварей соображалка, видимо, плохо работала. А потом Илларион получил новый шок: одна из ящериц, настолько увлечённая жратвой, что её, не сговариваясь, оставили напоследок, вдруг оторвалась от полусожранного тела — и встала на задние лапы, которые абсолютно точно увеличивались в размерах. Женщина, бормочущая и всхлипывающая за спинами спасителей, взвизгнула и побежала вниз. Тёмное облачко, словно подгоняемое невидимым сквозняком, лениво последовало за нею.
— Она изменяется, Марек… Она изменяется…
— Легче попасть, — холодно ответил парень и выстрелил.
Тварь оказалась последней, и когда мужчины собрались было подойти к лестнице и помочь двоим, которые на вид показались живыми, сверху раздался срывающийся крик: