Обыск в квартире продолжался два часа. Все это время на диване жались друг к другу заспанные мужчина и женщина – его соседи по площадке. Их пригласили в качестве понятых, усадили на диван и тут же забыли об их существовании. Искали тщательно, но Виктор-то знал, что кроме старых оплаченных счетов милиции поживиться будет нечем.
Не считая младшей сестренки Риты у него не было никаких родственников. Друзей Виктор не заводил, так как не чувствовал в этом необходимости, с коллегами поддерживал ровные отношения, не позволяющие заподозрить в нем желание общаться вне работы. В связи с этим никаких писем или открыток в его доме отродясь не водилось, если не считать безликие поздравления с различными праздниками от компаний, продавших ему когда-то мебель или сантехнику.
В результате милиция и понятые убрались из квартиры ни с чем, аккуратно закрыв дверь на все замки. Виктор выбрался из тайника только через час, опасаясь, не оставили ли в его квартире засаду. Но камера исправно транслировала пустую гостиную и не передавала никаких посторонних звуков.
Обойдя квартиру, и поругав про себя милиционеров за неаккуратность, Виктор почувствовал, что ему пора подкрепиться. Решив выпить кофе с небольшим количеством коньяка, он открыл бар на кухне и понял, что погорячился, когда решил, что менты ушли ни с чем. Блока дорогих сигарет и нескольких маленьких бутылочек со спиртным как не бывало.
«Шакалы!» – зло подумал Незнамов и презрительно сплюнул в мойку.
Мелкое воровство, как и различные мелкие преступления он не признавал. Будучи убийцей, Виктор не позволил бы себе взять хоть что-то чужое, даже если бы об этом никто не узнал. Он гордился такой своей позицией, считая себя человеком глобально идейным.
И теперь, прихлебывая горячий ароматный кофе, он размышлял о том, как бы половчее продолжить начатое дело, даже, если при этом придется лишить жизни еще пару-тройку человек. Виктор никуда не торопился, времени было хоть отбавляй и свой план он мог сколько угодно шлифовать и доводить до совершенства. Беда лишь в том, что теперь все действующие лица были настороже и просто так, влегкую, одурачить их уже не получится.
Ну, да ничего. На то и дан человеку интеллект, чтобы выстраивать логические цепочки и предопределять возможные неожиданные повороты событий. В своем злом интеллекте Виктор совершенно не сомневался.
* * *
Ольга Николаевна сидела в спальне перед большим зеркалом, держала в руках расческу и смотрела на свое отражение. Смотрела, но ничего не видела, так как мысли ее были заняты размышлениями о семье дочери. Последние несколько дней, после того, как Лариса вернулась домой, Ольга Николаевна не находила себе места. Ей постоянно хотелось позвонить и убедиться, что у детей все в порядке, что внучка Лиза здорова и все они находятся дома. Тревога не оставляла ее ни на минуту, а все из-за того, что главный виновник всех неприятностей и бед, свалившихся на семью дочери, был на свободе.
Виктор Незнамов. Ольга Николаевна не могла сказать, что хорошо знает этого человека, хотя встречалась с ним на всех семейных торжествах в доме дочери. Видный, не лишенный обаяния, сдержанный молодой мужчина. Всегда вежливый, но какой-то несколько отстраненный, как будто дающий понять, что кроме внешнего окружения у него существует богатое внутреннее содержание, не доступное посторонним. Теперь-то стало известно, какое внутреннее содержание наполняет этого с виду приличного человека.
Ольге Николаевне казалось, что Лариса и Саша слишком быстро забыли обо всем случившемся. Прошло-то всего четыре дня, а они вели себя так, как будто трагические события имели место как минимум год назад. Конечно, все обошлось и никто серьезно не пострадал, если не считать здоровенной шишки у зятя за правым ухом и переливающегося всеми цветами радуги синяка у Ларки на скуле, но Ольге Николаевне было бы спокойней, если бы дети вели себя сдержаннее. Но им она, конечно, ничего не говорила. У нее был пунктик, о котором, как она надеялась, никто не догадывался. Ольга Николаевна была очень обидчива, знала за собой эту слабость и всячески пыталась скрыть ее. Она страшно боялась, что, вмешавшись как-нибудь в жизнь молодой семьи, получит вежливый отпор и в результате будет корчиться от обиды, скрывая от всех свое истинное состояние. Именно поэтому она никогда не лезла к дочери с материнскими советами, если только та сама их не просила.
Но сейчас матери страшно хотелось уберечь своих близких от возможной новой опасности, которую она подспудно ощущала. Это ноющее чувство не оставляло ее ни днем ни ночью, мешало спокойно жить и подталкивало хоть к каким-то действиям. Но повлиять на события было не в ее власти.