Рита прильнула глазом к щели между досками, чтобы определиться, как половчее испугать брата и увидела, что Витька сидит лицом к ней на старой табуретке, а на руках у него маленький серый кролик. Рита удивилась – это она всегда просила отца достать ей кого-нибудь из клетки, чтобы потискать пушистого зверька и поиграть с ним. Виктора же кролики никогда не интересовали и просьбу отца дать им воды или травы он воспринимал как несправедливое наказание.
«Вот притвора!» – подумала она. – «Кроликов он не любит. А сам вон как с ними няньчается».
Не успела эта мысль окончательно сформироваться в ее голове, как Виктор неожиданно поднял правую руку, в которой было зажато что-то круглое, и резко ударил кролика в висок. Зверек издал какой-то хрюкающий звук и обмяк на коленях Виктора. Рита с ужасом смотрела на пушистое тельце кролика и отчетливо понимала, что брат только что убил беззащитное животное. Не закричала она только потому, что горло перехватил спазм, мешающий дышать. Ее вскоре отпустило, но кричать уже не хотелось и она молча наблюдала, как Виктор, отбросив в угол сарая камень, спрятал мертвого кролика за вырез рубашки и направился к летнему туалету, стоящему в самом углу их обширного сада. Когда он оттуда вышел, рубашка уже не оттопыривалась и Рита поняла, что он бросил кролика в дырку.
В этот день Рита заболела, она металась в кровати с высокой температурой и все, включая местного фельдшера Петра Устиновича, решили, что девочка накануне перекупалась в пруду. Лихорадка прошла через двое суток и первый, кого Рита увидела возле своей кровати, когда пришла в себя, был брат. В измученном мозгу завозились какие-то воспоминания про маленького серого кролика, но организм не желал повторения приступа и загнал воспоминания поглубже.
С того дня Рита категорически отказалась ходить в тот самый туалет. На ночь ей ставили, как и раньше, ведро в коридоре, а днем она или посещала густые кусты у забора, или бегала к соседям. На следующую весну отец сломал старый туалет и построил новый, ближе к дому, а в конце лета неожиданно ушел из семьи. Сейчас-то Рита понимала, что это было неожиданно для нее, но не для мамы, хотя они с ней никогда не обсуждали уход отца. Мама умерла пять лет назад, а отца Рита не видела уже лет десять. Они с Виктором знали, что он завел себе новую семью и даже родил им брата – соседи постарались, просвятили – но больше они про отца ничего не слышали.
Казалось, детские воспоминания стерлись из памяти, но, когда Илья Артемович сказал, что Лариса и ее дочь в серьезной опасности, Рита сразу ему поверила. Перед мысленным взором всплыло лицо Виктора пятнадцатилетней давности и его взгляд, полный жестокого удовлетворения от смерти ни в чем не повинного кролика.
Рита выполнила свой человеческий долг и попыталась остановить преступника, похитившего женщину и ребенка, но от таких патриотических мыслей ей не становилось легче. Она закрылась в своем рабочем кабинете, сославшись на невыносимую головную боль, и сидела здесь уже несколько часов, вздрагивая от каждого телефонного звонка.
* * *
Мы продолжали сидеть в машине и на мой взгляд Виктор молчал уже слишком долго, так долго, что мой собственный страх понемногу улегся и я неожиданно услышала звуки окружающего нас леса. В основном это было птичье пение – птахи щелкали, попискивали, чирикали на разные голоса и перелетали с ветки на ветку, задевая крыльями листья. Сквозь навязчивый запах перегретого мотора в открытые окна стал проникать аромат лесных цветов и прелый дух, исходивший от влажной земли.
Выйти бы сейчас из машины, бросить какую-нибудь подстилку вон под той сосной и лечь лицом вверх, подложив под голову руки. А потом долго-долго смотреть на облака, просвечивающие сквозь завесу из листьев и хвои. Да я бы сейчас и без подстилки улеглась, наплевав на всякую мелочь, копошащуюся в траве и опавших листьях. Все равно, любая, даже самая мерзкая букашка, будет лучше, чем человек, сидящий рядом со мной в машине.
Как раз на этой мысли Витька ожил.
- Выходи. – угрюмо сказал он.
- Это еще зачем? – набычилась я, хотя еще минуту назад сама мечтала покинуть машину.
Витька глянул на меня исподлобья, принуждая подчиниться, но у него теперь не было главного рычага, чтобы давить мне на психику по-настоящему – Лиза находилась в безопасности. Бывший одноклассник по звериному остро почувствовал во мне перемену и, отвернувшись, мрачно буркнул.
- Не хочешь – не надо.
Но не успела я удивиться такой необычной покладистости, как он резко сунул руку куда-то под свое сиденье и выдернул оттуда блестящие наручники, весело зазвеневшие друг о друга. Витька больно схватил меня за левое запястье и умело защелкнул на нем один из браслетов, а второй тут же пристегнул к рулевому колесу. Мерзкая ухмылка озарила его гнусную рожу.