Надобно сказать, что все зарифмованные мною строчки за всю поразительно долгую жизнь могут поместиться на одной страничке. Муза поэзии явно не уделила моему существу никакого внимания. Однако учительница одобрила мои строки, я был рад, но новых поползновений в мир поэзии не обнаружил. Между прочим, фамилия учительницы была Черносвитова. Вряд ли ей нравилась новая эпоха. Конечно, умудренные опытом люди могут смеяться над десятилетним мальчишкой, называть его совковым ребенком, однако я видел в Москве демонстрацию взрослых с радостными лозунгами, говорящими о том, что Московский электроламповый завод выполнил пятилетку в два с половиной года. Между прочим, ликовали взрослые папы и мамы изобретателей этого удачного слова «совок». А в детском журнале я прочитал тогда диалог между сознательным пионером и взрослым несознательным скептиком. Пионер говорил, сколько тонн керосина и чугуна будут вырабатывать на душу населения, а скептик ехидничал, что вот тогда и получишь на завтрак стакан керосина, запить железную гайку. Пионер ставил скептика на место, объясняя, какие грандиозные урожаи и удои обеспечат колхозы и совхозы.
Когда расцвела эта самая замечательная карточная система, я имел возможность вспомнить прочитанный диалог. Ясное дело, что скептик все равно был не прав, просто пионер ничего не сказал о неизбежных временных затруднениях, о головокружении от успехов…
Однако это все присказка, а сказка будет впереди. У нас появился учитель рисования по имени Виктор Владимирович. Высокий и с виду сильный лысоватый мужчина с крупными чертами лица и большими руками. Лысина была прикрыта тюбетейкой. Галстуков бабочкой тогда не носили, очки и шляпа были вторичными признаками неполноценности, а тюбетейки кое-кто носил.
Не знаю, почему он взялся учить рисованию. Эта муза тоже не проявила ко мне серьезного внимания, но Виктор Васильевич мне и ребятам очень понравился. Вероятно, за изобретательность. Как-то на уроке он мелом нарисовал на доске круг, на нем другой поменьше и третий еще меньше, увенчанный шапкой. Получилось что-то вроде снежной бабы. Еще он приладил к этой фигуре бороду, руку с удочкой и другую с дудочкой. А слева в углу доски – маленького человечка, протянувшего ручки к крючку удочки. И печатными буквами эту картину расшифровал: «Не пляши под кулацкую дудочку / Попадешь на кулацкую удочку!». Это произведение, художественное и литературное, ребятам очень понравилось, и они изобразили его своими силами в тетрадях для рисования.
Однако успехи Виктора Владимировича были впереди. Еще он преподавал труд. Наша школа имела шефа – 16-ю образцовую типографию, чтобы оправдывать свое название фабрично-заводской. Нас водили в эту самую типографию на экскурсии. Наибольшее впечатление на меня произвела голубая фанерная будка, изображающая водочную бутылку. В ней находилась касса, выдающая зарплату прогульщикам и выпивохам. Типография пожертвовала школе отработавший свой век автомобильный мотор, но Виктору Владимировичу было недостаточно объяснять ребятам, где цилиндры, где шатуны, где коленчатый вал, и он выставил наших шефов еще и на оборудование класса по столярному делу. Верстаки, рубанки, фуганки, шерхебели, киянки и все такое прочее. Лиха беда начало. И на следующий год появился еще и слесарный класс. В него Виктор Владимирович вложил немалую часть своей души. Стали учиться делать шаблон, гирьку для весов… Если возникла надобность, то учителя следовало подзывать не голосом или поднятием руки, а повернув табличку, висевшую на гвоздике, с одной стороны зеленую, а с другой красную. Но Виктору Владимировичу хотелось не только, чтобы в классе было сравнительно тихо. Он еще желал развивать у ребят конструкторские способности. Однажды он предложил ребятам придумать какое-нибудь рационализаторское предложение. Я предложил надеть на носик чайника свисток. Пусть свистит, когда вода закипит. Виктор Владимирович пришел в восторг и сказал такие слова, что мне и сейчас неудобно их повторять. А тогда, принимая похвалу, я промолчал. Не сказал, что видел такой чайник у тети.
В классе-слесарной мастерской Виктор Владимирович украсил одну стену лозунгом, из коего следовало, что металлургия – это основа индустриализации или еще чего-то в этом роде. Это произведение мне запало в память и, когда, позже, пришлось писать сочинение на тему «Кем я хочу быть», я, недолго раздумывая, написал, что хочу быть инженером-металлургом.