С достижением всеобщего счастья, правда, получились затруднения. Чтобы не было сомнений в том, что это временно, Борис Николаевич однажды пообещал, если что – на рельсы лечь. Но ведь мы же не людоеды какие-нибудь. Так что можно не ложиться.
Многое Борис Николаевич делал отлично. И извинялся перед людьми в особых случаях. А во время выборов вместо того, чтобы взять бюллетень и сердечко подлечить, для общего удовольствия на эстраде с молодежью отплясывал. Твист, кажется.
Позже выяснилось, что Борис Николаевич материалист не в философском смысле. Мода на материалистов-атеистов прошла. А нынче не материализм, а материальные ценности надо уважать. Не забывать о помощниках, родственниках и близких. О семье, одним словом.
Бывшему президенту пенсию назначил. Скромненькую. Элитные пенсии позднее завели для особо достойных.
Утомившись от трудов праведных, подобрал себе наследника. Исключительно удачно. Наследник тверд в том, что демократией надо управлять. Не забывать поворачивать дышло закона в нужном направлении. Знает, что главное из искусств сейчас вовсе не кино, а телевидение. Оно любому другому искусству даст сто очков вперед. Большие войны – занятие для идиотов. Наука и техника в наше время к ним не располагает. А маленькая война, так сказать вялотекущая, это вроде как пиявки для гипертоника. Кровь, конечно, отсасывается, но не слишком много. Зато организм взбадривается. Некоторые умные люди даже говорили, что война такого сорта укрепляет и оздоровляет армию.
Схемка получилась, пожалуй, слишком простая. Я слышал, будто Эйнштейн предупреждал, что все следует объяснять максимально просто, но не слишком просто. Увы, это очень трудно.
В природе дураков, вероятно, больше, чем умных. Нельзя исключить, что выбор может получиться соответственный. Такое случалось.
Голосовать все-таки хочется. Хотя голосуй, не голосуй…
Отец приехал из командировки в Архангельск, он был лесником, там, в области, строили какие-то лесозаводы, поэтому он ездил на Север часто. Он рассказал, что в архангельской гостинице, отапливаемой печами, рано утром по коридорам бегал истопник, разнося охапки дров, и громко при этом декламировал: «P-раньше можно было / А теперь нельзя! / P-раньше можно было / А теперь нельзя!».
Хотя истопник не объяснял, что было можно и что нельзя, но отец полагал, что он из раскулаченных. Отец делал попытки с ним поговорить, давал закурить, но истопник молчал. Похоже было, что он пострадал психически.
Возвращаясь из очередной командировки, отец непременно вспоминал об истопнике и говорил: «Кричит „Р-раньше можно было… А то как же, цел мужик“». Потом он приехал и сказал, что истопник исчез, куда, неизвестно. Судьба и внешность этого человека были мне неведомы, однако образ глубоко проник в память и остался в ней на всю жизнь, так же, как черты товарищей отца, с которыми он познакомился на Севере, приезжавших изредка в Москву и останавливавшихся у нас.
Иосиф Николаевич работал директором лесозавода. Светловолосый, с обветренным лицом, молчаливый, основательный, он был такой, каким обычно представляют северян. Они с отцом любили попить чайку, конечно, из самовара. Покурить. Еще Иосиф Николаевич уважал пуншик. Так ласково он называл крепкий чай с доброй добавкой русской горькой. Иногда он разбегался что-то сказать, однако после «так сказать…» останавливался. Да и это «так сказать» он произносил скороговоркой. Быть может, наедине с отцом он не был столь лаконичен.
Биография у Иосифа Николаевича сложилась нестандартная. В гражданскую войну партизанил на Севере против англичан, был командиром. Англичан прогнали. Его наградили орденом Красного Знамени. Единственным в те годы орденом. Однако награду принять отказался, так как на предложение ехать в дальние края продолжать воевать против белых ответил: «Мы выгнали, пускай те сами выгоняют». Позднее стал членом партии, но орден так и не принял, счел неудобным. Учился в Промакадемии. Женился в партизанскую пору на Юзефе, Юзефе Доминиковне, она тоже была партизанкой. Ладно прожили всю жизнь. Он молчал, а Юзефа Доминиковна говорила за себя, за него и еще дополнительно. Их старший сын Шура учился в Москве в Военном авиационно-техническом училище. Внешне был похож на отца. Он частенько заходил к нам, когда бывали увольнительные. Он был на несколько лет старше меня, но относился ко мне внимательно. Случалось, болел за меня, когда я играл в шахматном блиц-турнире в Парке культуры. Я сыграл удачно, и он был доволен. Дважды мы побывали в театре «Ромэн». Там в спектаклях выступали очаровательные молоденькие артистки. Шура сказал, что надо попытаться познакомиться, но, подумав, авторитетно добавил, что мне рано.