Однако по объективным причинам дело ограничилось проведением в 1980 году Всемирной Олимпиады в Москве.
Олимпиада прошла и закончилась, и со стадиона в Лужниках улетел на воздушных шариках ласковый Мишка, плюшевый медвежонок, трогательный символ Олимпиады. И больше не бродит по Европе призрак коммунизма.
Прекрасным человеком был Литератор. Жадным до впечатлений, до людей. Смолоду увлекался девушками-продавщицами. Особенно из молочных магазинов. Кожа у них такая беленькая, прямо светится. Интровертом он не был. Делился своими впечатлениями с друзьями-литераторами. Они обменивались телефончиками, записанными в книжечки в мужском роде. Полезная предосторожность против досужих и любопытных глаз.
Когда Литератор стал солиднее, но еще не настолько, на сколько он хотел, он отпустил бородку. Она его украсила и доставила массу приятных хлопот. Бородка неуклонно подрастала, и все время можно было варьировать ее форму. Для себя, конечно, потому что друзья имели свои бородки, усики, трубки, наконец, и им было наплевать на чужие бороды. А девочки из молочных магазинов с каждым десятилетием становились прогрессивнее в вопросах эстетики, и они одобряли разные формы.
Чудесница-природа с удивительным и непонятным для великолепной волшебницы постоянством каждый год показывала известный всем, но тем не менее поразительный фокус: от зимы оставались маленькие кучки грязного снега, солнце и оконные стекла вдруг начинали сверкать, а люди становились пьяноватыми, беспокойными, наполненными сладостной тревогой и склонными к суете. Они радовались. Радовался со всеми и Литератор. Он, как инженер человеческих душ, лучше простых современников понимал, что прошел целый год, что написанного и напечатанного в прошедшем году мало и не то. Всего два сценария, по которым никогда не будут сняты фильмы. Долгов у него, слава Богу, нет. Дети подросли и поумнели. Но весна напоминала ему о тех надеждах, которые он подавал. Весна теснила и гнала из сознания что-то сварливое и брюзжащее, напоминающее о том, что он ежегодно менял надежды на авансы.
– Черт подери, – нежно думал Литератор, – как прекрасна жизнь! И поливал при этом кактусы. Это его очень развлекало.
Когда финансовые дела инженера душ пошли хорошо, он купил себе автомашину. Приобретя квалификацию плохонького шофера, стал себя глубоко уважать.
– Человек – это звучит гордо! – думал он, сидя за рулем машины, надраенной до зеркального блеска. Негритенок на ниточке, украшавший машину спереди, в двадцати сантиметрах от его носа, улыбался ему, скалил белые зубки, а за спиной, на полочке за задним сиденьем, лежал грозный полосатый тигр. Он жмурился, как живой.
Литератор поглядывал на прохожих. Некоторые девушки улыбались ему. Некоторые мужчины прищуривали глаза, как тигры.
Годы бежали, дети умнели, друзья собирались и обменивались не только впечатлениями, но часто и воспоминаниями.
В свободное от ухода за машиной время Литератор переключался на домашнюю работу. Если кто-либо заставал его подле стиральной машины или с пылесосом, он горестно и почти трагически вздыхал и сообщал четким шепотом: «Вот видишь, все приходится делать самому…». Как тут не посочувствовать: человек подает большие надежды, красив и умен, а приходится убирать, стирать, мыть машину… Когда же писать? Надежды, надежды… Исчезали домработницы, это была серьезная социальная проблема.
Природа, не переставая, делала свои извечные фокусы. Дети стали взрослыми, а Литератор получил приличную в те времена пенсию.
Это история со счастливым концом. Он долго жил и умер при социализме. И тогда многие умные женщины говорили: «Как жаль его жену. Каким он был удивительным мужем. У них была светлая любовь».
Говорили и утирали искренние слезы. Слезы тоже подают надежды.