Мне предстояло есть, пить, отдыхать, словом, делать, что хочешь. По неопытности я не мог представить, как мне хорошо. Восьмой класс я окончил неплохо, впереди был девятый, а там недалеко и Будущее.
Сестра принесла родителям очередную похвальную грамоту, на этот раз за пятый класс и тем более могла заниматься, чем хочет.
Третьим, но, вероятно, основным действующим лицом был мой двоюродный брат Павлуха. Так я называл его в отличие от взрослых, более вежливых. Родного брата у меня не было, но наши матери были родными сестрами. Тетка доверила своего единственного сына моей матери на лето, избавясь от выезда из города на дачу.
Как-то в прошлом нас поручили на лето тетиному вниманию. В тот год дачу сняли в настоящей деревне. Деревни той нет, на ее месте, на Воробьевых горах, построили Университет.
Напротив нашего дома проживала семья, владевшая многими коровами. Я не раз наблюдал, как коровы возвращались под вечер с пастбища домой. Интересно было, какая корова идет впереди стада. Считалось, что от этого зависит завтрашняя погода. Радио тогда у простых людей не было, погоду по радио не слушали.
Очень любопытно было смотреть, как отпирают крепкие и широкие деревянные ворота и в них степенно, не толкаясь, входят, словно вплывают, огромные коровы. Девять подряд.
Тогда я не знал еще, как и коровы, что эпоха требует хозяев раскулачить.
Павлуха был ровесником моей сестры и полным ее антиподом. Сестренка – худенькая, черноволосая и черноглазая, а Павлуха – чрезвычайно упитанный, с золотистыми курчавыми волосами. Комплекция не мешала ему опровергать ходящее представление, будто толстые дети спокойны и флегматичны. Павлуха носился, дразнился, что-то организовывал, не знал покоя и другим покоя не давал. В отличие от своей двоюродной сестрицы, Павлуха страдал от существования грамматики. Он не мог писать без ошибок. Еще в школе была и другая трудность. Он хотел писать и рисовать левой рукой, а учителя заставляли правой. Шагать лучший поэт эпохи требовал «Левой, левой, левой!», а писать педагоги велели только правой.
Павлуха был добр по природе. Однажды мне подарил маленький перочинный ножик. Просто так, без намерения подлизаться.
И вот, доброго малого заставляли писать правой рукой.
Если бы на землю прилетели марсиане и назначили Павлуху главным вождем, он мог бы заставить всех педагогов писать левой рукой. Но марсиане задерживались, и бедняга выписывал буквы правой, выписывая их поодиночке. Только учитель рисования разрешил рисовать левой. Но разве учитель рисования в школе равноправный учитель?
Поставленная перед Павлухой на лето задача оказалась не простой. Отдыхать легко. Труднее подтягиваться по русскому письменному и давать отдыхать другим. В подтягивании принимали участие сестра и я. Отец работал и отсутствовал, наезжая изредка. Мать кормила, воспитывала, обстирывала, следила за здоровьем поколения.
Мы быстро приспособились к междуреченским порядкам, и блаженные каникулярные дни помчались чередой.
Сестра вела себя просто, без затей. Я вошел в круг местных футболистов и регулярно переправлялся на лодке на правый берег, где находился стадион. Скромненький. Скромненьким был и класс местных футболистов. Дважды я сподобился играть в междугородных матчах. На пароходе прибыла футбольная команда городка Тотьмы и обыграла сначала команду леспромхоза, а потом сборную города. Вероятно, мое физическое развитие опережало умственное, и поэтому я играл за взрослых.
Мы с моим тогдашним другом, который отдыхал в Калуге, затеяли сыграть партию по переписке. Письма доходили очень медленно, за лето успели сделать всего несколько ходов. Будучи уже тогда квалифицированными шахматистами, мы с Юрой, будущим гроссмейстером, не дали себе труда прикинуть, сколько же месяцев может продлиться партия по переписке. Типичный случай юношеского оптимизма. Разок-другой за лето я держал в руках областную газету. Там писали о местных врагах народа и другие малоинтересные тогда мне вещи.
Павлуха же быстро нашел себе компанию. Это были трое местных ребятишек – один побольше, средний и маленький, которого они называли Клычин, по фамилии. Этот квартет обычно сопровождал большой лохматый пес. Ребята звали его Боян, а не Баян, потому что буква «О» была в Междуреченске в большом почете.