Пролог
В зимние каникулы (я тогда учился в шестом классе) я случайно встретил одноклассницу Таню. Мы столкнулись, буквально нос к носу в нешироких дверях писчебумажного магазина на Кузнецком мосту. И на момент остановились, глядя друг другу в глаза.
Таня была тихой девочкой, довольно высокой, неторопливой в движениях, очень прямой. Мальчики иногда называли ее палочкой. Она никогда не повышала голоса и вообще была молчаливой. Светло-русые прямые волосы и большие серые глаза, чистое белое немного бледное лицо, плавная походка. А я на переменках любил бегать, бороться, был передовым на уроках физкультуры, чемпионом школы по шахматам, иногда получал замечания за болтовню на уроках. Обыкновенный егозливый мальчишка. Годами, учась вместе с Таней в одном классе, с ней не общался.
Не знаю, сколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Мне казалось, что ее большие серые глаза и маленькие черные зрачки я вижу очень долго. Эти секунды врезались в мою память на всю жизнь.
Мне было тринадцать лет. Иудеи в древности решили, что именно в этом возрасте мальчик становится мужчиной. Я оставался глупым мальчишкой. Мои одноклассники и одноклассницы влюблялись друг в друга, писали какие-то записочки: Я читал Тургенева, Пушкина, знал, что бывает любовь, первая любовь. И не сомневался, что именно вспыхнула первая любовь. Вспышка меня парализовала. Теперь я боялся подойти к Тане, заговорить с ней, хотя не был робкого десятка. Не знал, что нужно делать. Ни Тургенев, ни Пушкин совета не давали.
Пролетело несколько месяцев, окончен шестой класс, и в жизни нашей школы случилась перемена. В новую школу, что построили в Трехпрудном переулке, перешло большинство учеников. Из наших трех шестых классов получился лишь один седьмой. Я и еще десять мальчишек из моего шестого «В» остались, Таня, вместе с большинством девочек из нашего класса, перешла.
Мое отношение к Тане не осталось секретом для моих друзей и, в какой-то мере, для Тани тоже. Позже я узнал, что Танины подруги считали, что я, как и большинство мальчишек, влюблен в Нину. Нина была самоуверенной девочкой. Как-то раньше, на уроке русского языка, когда учительница предложила привести пример на творительный падеж, она подняла руку и, встав, сказала: «Мною любовался весь зал». Между тем я вовсе ею не любовался. Однако Танина подруга Галя подозревала, будто я притворяюсь, чтобы заинтересовать Нину. Между тем я был неспособен к таким хитроумным маневрам. Способен был лишь молча вздыхать.
Однажды Таня проявила активность. Через третьи руки она передала мне свою небольшую фотографию. Я тем же путем отправил свою, а Танину хранил, пряча от всех. И, наконец, потерял. До сих пор не могу себе этого простить.
Однажды я сидел за шахматами, что-то анализировал и неожиданно к моей маме пришла Танина мама. Вроде бы родители по общественной линии интересовались условиями жизни и занятий учеников. Она поздоровалась со мной. И только. Поговорила о чем-то с моей мамой и ушла.
Прошел год. Мы учились в разных школах, я стал старше, но не изменился. Преподаватели в нашей старой школе поменялись. Впечатление было таким, что новые оказались послабее прежних. Учительница географии, украинка, слабо владела русским языком. К примеру, про путешествие Дежнева сказала, что он «задал пешака». Учитель химии вне урока сказал, что атомов никто не видел, быть может, их и нет. Я активно занимался шахматами, успевал прилично учиться, прыгал в высоту архаическими «ножницами» 1 метр 45 сантиметров, что соответствовало нормативу на значок «Готов к труду и обороне» – 2. Одним словом, рос, но оставался таким, каким был. Энергии хватало на все, но не на то, чтобы повидать Таню. И увидел ее случайно, придя в клуб МГУ на улице Герцена на лекцию профессора Чечулина о гипнозе. Я сразу увидел, что слева, на несколько рядов амфитеатра ниже моего ряда, сидит Таня с подругой Галей. Таня прилежно записывала лекцию и не поглядела в мою сторону. А я слушал и, то и дело, глядел на нее.
Профессор окончил рассказ об истории гипноза, объяснил все материалистически и, после короткого перерыва, вновь поднялся на кафедру. Наступило самое главное – опыт массового гипноза. Профессор стоял на кафедре, высокий, худой, немного сутулый с лицом непригодным для улыбки. Он поднял руку и предложил всем смотреть на его два длинных костлявых пальца. «Вы устали, вам хочется спать, глаза слипаются», – скучным голосом повторял профессор. «Спать, спать, спать…». И говорил еще что-то. Я на пальцы умышленно не смотрел, а продолжал поглядывать на Таню. Ей тоже не хотелось спать. В душе я опасался – как бы не загипнотизироваться. Хотя, не должно быть. Профессор твердо объяснил, что здоровые люди могут быть загипнотизированы, если они не сопротивляются. Я был здоров, но сопротивлялся. Профессор умолк, и оказалось, что десяток слушателей в зале уснули. Опыт продолжался. Нескольких профессор разбудил приказом, и они понуро побрели на эстраду. Другие мирно спали. Те, что на эстраде, смотрели широко раскрытыми глазами. Я поразился и забыл обо всем на свете.