Раньше, я только в кино видела людей сидящих в коридорах больницы, в ожидании врача, не теряющих надежду. Была ли эта самая надежда у меня? Не знаю. Не хочу знать. Закрыть глаза и провалится в спасительный сон. А когда проснусь, понять - все было кошмаром. Жутким, липким, невыносимым кошмаром. Но мне нельзя спать, я должна сидеть и ждать, как те люди. Ждать когда из операционной выйдет врач и скажет, что все хорошо. Или не скажет. Посмотрит с жалостью, разведет руками. " Мы сделали все, что могли". Или какую фразу говорят родным? Нет, нужно верить, нужно всем сердцем верить. Я пыталась молиться, но мысли путались в голове и только одно слово “пожалуйста” обращенное к Богу, к вселенной, не знаю к кому, не давало покоя.
- Дина, поедем домой. Нам позвонят.
Роман предлагает это второй раз за прошедший час. И я злюсь. Конечно, ведь не его отец лежит на операционном столе, не его мачеха сражается за жизнь в другом отделении больницы. И не только за свою, но и за жизнь твоего будущего брата или сестры. Или врачи сражаются? В голове такой туман и так тошно. Еще немного и у меня начнется истерический хохот. Жизнь превратилась в бедлам. В чертов мерзкий, тошнотворный хаос. А всё из-за приезда мамы. И от осознания этого становилось в разы больней.
- Дина!
Скидываю его руку с плеча. В глубине понимаю, Рома беспокоится за меня и все же…
- Если хочешь - уходи, - язык еле шевелится. - Я остаюсь.
Он замолкает. И правильно. Не люблю, когда меня утешают. Никогда не любила. От жалости только хуже. От нее хочется взвыть, забиться в угол раненым зверем.
Еще, через какое то время, показавшееся вечностью, к нам подошла медсестра.
- Вы Дина Андрейченко?
Я только посмотрела на нее сквозь пелену слез, кивнула, ничего не отвечая.
- Не волнуйтесь, с Золотовой Кирой все в порядке. Кровотечение остановили. Ни ее жизни, ни жизни ребенка ничего не угрожает. Там приехали ее родители. Можете пройти к ним, если пожелаете.
- А мой отец? – вопрос еле слетает с губ, которые я давно искусала в кровь.
- Как только будет что-нибудь известно - вам сообщат, - отвечает медсестра и уходит.
Тяжело вздохнув, отвернулась, уставилась в стену. Ожидание убивает. Оно просто выпивает тебя глоток за глотком, высушивает, заставляет холодеть от каждого звука, от каждого проходящего человека в белом халате. Секунды превращаются в минуты, а минуты в бесконечные часы и мне кажется - прошла уже целая вечность.
- Вот только их сейчас не хватало!
Повернула голову на голос Измайлова. На этот раз к нам приближался невысокого роста, полноватый мужчина средних лет. Милиционер или следователь или как там они называются. Уверена просто, несмотря на его обычную ничем не примечательную одежду. Я сжалась, внутренне содрогаясь от предстоящего допроса.
- Андрейченко? - грубовато поинтересовался он, глядя, почему не на меня, а на Романа.
Тот кивнул, а я тихо ответила:
- Да, это я.
- Следователь по вашему делу Никитенко.
Он присел рядом, положил свою папку на колени и достал чистый лист бумаги.
- Девушка не в состоянии отвечать сейчас на ваши вопросы, - встрял Рома.
- Девушка сейчас единственная, кто может это сделать. От ее матери мы и слова не добились, - невозмутимо отчеканил мужчина.
- Где она? Моя мать.
- Она сейчас в отделении полиции. Ее обвиняют в соучастии покушения на жизнь вашего отца.
- А Энтони? Его нашли?
- Нет. Но поиски продолжаются. Расскажите, как все произошло. Не спешите. Постарайтесь вспомнить все до мельчайших подробностей.
Я усмехнулась. Подробности? После укола у меня одна каша в голове. И боюсь, внятно рассказать не получится, даже если захочу.
22
- Он в реанимации, врачи говорят состояние стабильное, но учитывая степень ранения, большую потерю крови и так далее, что бы сказать точно нужно время. Мы надеемся на лучшее.
Пауза. Приглушенный голос Романа, доносящийся из ванной, замолкает. Жду.
- Она до сих пор в отделении. Молчит. Да, Дина рассказала все, что смогла. Сейчас спит. Еле уложил. Нет, ублюдка так и не нашли. И что именно случилось в кабинете так никому и неизвестно. Нет. Дела подождут. Не могу оставить ее в такой момент.
Я не знала, с кем он говорит по телефону. Я молча лежала и слушала. Ничего не чувствуя, словно и я это не я вовсе, а кто-то другой, не имеющий ко мне никакого отношения.
Моя комната стала чужой. Сквозь шторы на окнах упорно пробивался солнечный свет, ложился лучами на одеяло, которым так заботливо укутал меня Роман. И я наблюдала за этими лучиками, не понимая, как за окном может стоять такой прекрасный день, когда на душе у меня сейчас чернее чем в самую глухую ночь. Никогда не испытывала подобного, даже когда мама ушла от нас, даже когда не стало бабули, смерть которой я долго оплакивала, мне не было так больно, так страшно, словно мир не только перевернулся, а разбился вдребезги у моих ног. А потом я провалилась в сон. Сопротивляться действию успокоительного не осталось сил.