― Ах, это я искала «Письма» Плутарха, да не нашла. Вот и осерчала маленько, ― ответила бабушка, не моргнув глазом. ― Что, трудно разобраться с книгами?
― Без труда не вытащишь и рыбку из пруда... ― пожала я плечами.
Труд облагораживает собаку. Голосую всеми четырьмя лапами и хвостом за это утверждение. Но хочу уточнить, что имеется в виду не только физический, но и умственный труд. Бег по пересеченной местности, рытье нор или плавание не заменят того шестого чувства, которое люди называют интуицией.
Способность предчувствовать и предвидеть ― одна из главнейших составляющих умственного труда. Убежать при виде опасности ― это каждый может, а вот исчезнуть до того, как обнаружится опасность ― это я вам скажу ― не фунт изюма (или костей).
Или взять, к примеру, рыбную ловлю. Здесь требуется особая сноровка, которая достигается только путем упорных тренировок.
Во-первых, необходимо абстрагироваться от всех внешних раздражителей.
Во-вторых, сосредоточиться на импульсах, идущих от воды.
В-третьих, почувствовать рыбу, ее настроение и степень голодности.
В-четвертых, плавно подвести ее к приманке, путем внушения зрительных образов.
И все, и рыба у вас в лапах, или в зубах.
ГЛАВА 6
Наша провинциальная жизнь вошла в русло и потекла неторопливой рекой. Почти каждое утро я проводила в библиотеке, разбирая завалы книг и повышая свой общеобразовательный уровень. За неделю мне удалось освободить почти половину комнаты.
Несколько раз мы с Гошей ходили за грибами в ближний лес, приносили по корзинке отборных боровиков. Дядя Осип баловал нас жульенами, грибными солянками и курниками.
Мы пристрастились ловить рыбу на мостках. Гоша достиг в этом деле виртуозности. Он угадывал поклев за две-три секунды того, как поплавок уходил под воду. Обычно Гоша сидел рядом со мной, уставившись немигающим взглядом на поверхность воды. Как это ему удавалось, я не знаю, но, если Гоша начинал сопеть и перебирать лапами, можно было давать стопроцентную гарантию, что рыба сейчас клюнет.
Дядя Осип готовил из нашего улова уху отменного качества и расстегаи, каких и Гиляровский не едал.
По вечерам Эмма Францевна звала меня в малую гостиную, и мы развлекались разговорами и пасьянсами в четыре руки. Эмма Францевна вспоминала свою молодость, которая закончилась, по моим подсчетам, лет десять назад. Особенно яркими были ее воспоминания о событиях начала века. Причем выходило, что она была тесно связана с революционными кругами. Хотя в этом, скорее всего, не было ничего удивительного. В то время все были втянуты в водоворот политической борьбы, идеи всеобщего благоденствия кружили головы барышням и воодушевляли молодых людей. Мода на изготовление бомб в домашних условиях и содержание подпольных типографий на чердаках жилых домов распространялась со скоростью и неотвратимостью инфлюэнцы. И как это всегда бывает в переломные моменты истории, в умах царила мешанина из экономических теорий и мистических предсказаний. Увлечение спиритизмом было повальным, столоверчением занимались все ― от аристократов до прислуги. Общение с духами считалось хорошим тоном.
Мне нравилось слушать воспоминания Эммы Францевны, ибо они были остроумны, и изобиловали интересными деталями, но отделить правду от вымысла было трудно. Бабушка иногда увлекалась, и выходило, что ей приходилось бывать одновременно в нескольких местах. Я делала скидку на ее возраст.
Несколько раз приезжал доктор, Аркадий Борисович, с визитами вежливости. Он с удовольствием оставался отужинать, неизменно хвалил талант дяди Осипа. Его круглое лицо розовело, глаза тонули в многочисленных складочках, а пухлые ладошки оживленно жестикулировали под бравурные речи на нейтральные темы.
Отец Митрофаний вернул с благодарностями граммофон. Меня он вроде бы и не замечал, обращался только к Эмме Францевне. Я же рядом с ним робела и боялась сказать что-нибудь невпопад, лишь смотрела на него во все глаза и удивлялась, что он делает в таком захолустье? Ариадна ни разу не появилась.
Значительное событие приключилось в конце недели: пропал Мустафа. Хватились его не сразу, так как мы с Эммой Францевной после памятного визита в Трофимовку никуда не выезжали.
Татарин жил на конюшне, а столовался в летней кухне. Пропажу заметил дядя Осип после того, как Мустафа два дня не появлялся со своим котелком.
Лошадь паслась стреноженной около хозяйственных построек, и ее пришлось срочно эвакуировать в конюшню к Аркадию Борисовичу.
Мустафа, как это не странно, ничего с собой не прихватил. Вся лошадиная сбруя осталась на месте.