Ярослав открыл дверь своим ключом, хотя отец наверняка еще не спал. Повесил на плечики куртку, снял сапоги, поставил их аккуратно к стене. Лет двадцать пять назад, когда он был еще пацаном, отец как-то позвал его в коридор и, указав на брошенные сандалики, сказал:
— Некоторые ученые утверждают, что по тому, как человек оставляет свою обувь, можно составить его психологическую характеристику. Ну-ка попробуй.
Положение сандаликов давало простор для фантазии психолога. Левый стоял посередине коридора, носком к порогу, а правый оказался почти у самой стены, но подошвой вверх. Направление его можно было, с небольшой погрешностью, считать перпендикулярным левому. Славка полюбовался, потом поставил сандалики рядом с отцовскими ботинками, поднял голову:
— Хотя, знаешь, этот парень мне нравится.
— Мне тоже, — подмигнул ему отец. — У него явно творческий склад ума.
С того дня обувь Ярослава всегда стояла как на витрине, пятка к пятке, носок к носку. Не потому, что он так уж старался выглядеть аккуратным мальчиком, просто не хотел, чтобы окружающие слишком много о нем знали.
— Слава? Ты что так рано? — Герман Александрович снял очки и отложил книгу. — Я думал ты и ночевать не придешь.
— А, — Ярослав махнул рукой и прошел в свою комнату, на ходу снимая пиджак, — бестолковая вечеринка была. Володя хотел меня с какой-то Людмилиной подружкой познакомить. На вид ничего мадамка, только пришибленная какая-то. За весь вечер три улыбки, только сидела и смотрела на всех, как будто в кино пришла.
— Стеснялась, может?
— Да нет, не похоже было. Спокойная. — Ярослав переоделся и вышел в гостиную, устало плюхнулся на диван вытянул ноги. — Мне Володя потом сказал, что она год назад развелась, причем муж вел себя довольно подло, так что она до сих пор в себя не пришла. А раньше ничего, говорит, была девчонка, веселая.
— И ты что, не сумел ее растормошить? — удивился отец.
— Пап, я не психотерапевт. Если ей нравится продолжать пережевывать свои страдания, это ее личное дело, а я в такие игры не играю. Быть утешителем брошенных женщин не мое амплуа.
— Ясно. А что, кроме нее, не за кем было приударить?
— Абсолютно. Не Людмилу же мне у Володьки на глазах очаровывать. Ему, может, и не повредило бы, хоть вспомнил бы, что у него жена тоже женщина привлекательная, но не хочу приобретать дурных привычек. Еще там две пары было, какой-то пятиюродный брат с женой и Георгий со своей супругой.
— Это тот Георгий, которого ты пару месяцев назад приводил? У него еще неприятности были в налоговой?
— Тот самый. Ну и женушка у него, должен я тебе сказать! До того добропорядочная и добродетельная, что аж скулы сводит.
— Ужасно, — посочувствовал Герман Александрович. — А эта, которая родственница?
— Не мой тип. Секретарша. Работает секретаршей, выглядит как секретарша и ведет себя как секретарша. Хотя, если бы не она, я сбежал бы оттуда еще пару часов назад.
— Так хороша?
— Не то чтобы так, но время скоротать можно. — Он усмехнулся. — Главное, я как дурак, я имею в виду как порядочный человек, жду, пока эта тоскующая мадонна домой соберется, чтобы проводить как положено, а она ушла потихоньку, никто и внимания не обратил. И Людмила, змея такая, ничего не сказала. Я, главное, не заметил даже когда. Потом смотрю, нет ее. Ладно, нет ее пять минут, десять, ну полчаса… Спрашивать неудобно, мало ли какие проблемы. Потом час уже, наверное, прошел, все-таки отвел Люську в сторонку, куда, спрашиваю, Лариса подевалась…
— Ее зовут Лариса? — перебил слушавший с большим интересом отец.
— Да, а что?
— Ничего. Красивое имя.
Ярослав хмуро посмотрел на него:
— Ничего особенного. Ладно, завтра на работу, я пошел спать.
— Угу. А я посижу еще немного. — Герман Александрович снова взялся за книгу.
— Чем это ты так зачитался?
— Голсуорси. «Сага о Форсайтах».
— О Господи! — Ярослав покачал головой. — Папа, ты меня пугаешь!
Он соврал автоматически. Вовсе это не важно было, когда именно он заметил, что Лариса ушла, и никому не интересно. Соврал по той же причине, что всегда аккуратно ставил ботинки, чтобы никто не догадался, что на самом деле у него на душе. Даже отец.
То, что она ушла, Ярослав почувствовал сразу. Не увидел, не услышал, а именно почувствовал. Странное такое ощущение. И не так уж эта Ларочка хороша, как Володька расписывал. Миленькая, конечно, и фигурка ничего, но выглядит явно старше своих лет. Если они с Людмилой ровесницы, значит, ей около двадцати восьми, а он бы не дал ей меньше… меньше… Ярослав постарался представить ее себе как можно точнее, лицо, руки, шею. Да нет, никаких признаков увядания. А когда смеялась, так и на свои двадцать восемь не тянула. Почему же тогда Лариса показалась ему намного старше? Может быть, глаза? Серые, с густыми ресницами, они смотрели прямо и спокойно. Время от времени во взгляде, обращенном к нему, появлялся слабый интерес, но не больше Может быть, поэтому она его так раздражает? Не привык он вызывать у женщин всего лишь слабый интерес.