— Я там у тебя в ванной свою одежонку развесила, пусть подсохнет.
— Конечно. — Лариса оглянулась: — О, теперь хоть на человека похожа, а не на утопленницу. Сейчас я тебя еще чаем горячим побалую, и вообще будешь как новенькая.
— Чай… — Люська задумчиво нахмурилась. — Нет, чай не пойдет. Что у тебя есть крепкого?
Лариса вышла в гостиную, открыла дверцу бара.
— Вино есть, коктейль «Гранатовый браслет»… — начала перечислять она.
— Я сказала, крепкое! — крикнула Людмила с кухни.
— Тогда коньяк.
— Знаешь ведь, что не люблю, — сморщилась Люська, показавшись в дверях. — Водка есть? Или самогон хотя бы?
— Откуда у меня самогон?! — вытаращилась Лариса. — А водка… а, вот она, есть! — Она покопалась в бутылках, заполняющих бар, протянула поллитровку подруге.
Людмила посмотрела на нее с презрением:
— Это называется есть?! Тут ста грамм не наберется! Лариса молча сунула ей в руки бутылку, достала из серванта рюмку.
— Ох, Ларка, — вздохнула Люся, — учить тебя еще и учить. Стакан давай, лучше граненый.
— Люська, что случилось? — испугалась Лариса. — Я думала ты от простуды, полечиться…
— Угу, и от простуды, и полечиться. Ты стакан дашь, или мне из горлышка пить?
— Сейчас. — Лариса метнулась на кухню и вернулась с единственным в доме граненым стаканом, который обычно использовала как мерный, и куском черного хлеба.
Людмила аккуратно, до последнего булька, слила содержимое бутылки в стакан, одним махом выпила и, скривившись, отмахнулась от хлеба, который пыталась сунуть ей Лариса:
— Убери.
— Но закусить же…
— Закуска градус отбивает! — строго процитировала Люда. — Ты лучше скажи, Володька тебе звонил сегодня?
— Ой, точно, — вспомнила Лариса, — часа два назад. Спрашивал, не забегала ли ты ко мне.
— И что ты ответила?
— Что не забегала. Тебя же тогда еще не было.
— Вот и правильно. Вот и дальше так отвечай.
— Люська! — Лариса плюхнулась на диван. — Какая сволочь тебе сказала?
— В жизни не поверишь! Сама его пассия! — Людмила покачала головой и криво усмехнулась: — Очередная. Явилась змея, представляешь, в мой дом пришла! Через порог переступила, и ноги у нее не отнялись! А я, дура, еще сама ей дверь открыла, нет бы на цепочку запереться! Главное, я как раз борщ варила, морковку резала, так с ножом в руке и пошла открывать… Как я ее этим ножом не саданула?
— Люсенька… — Лариса погладила ее по плечу.
— Специально, наверное, караулила, когда я дома одна останусь, — продолжала говорить Людмила, словно не замечая ее. — А гут Володька по каким-то своим делам усвистал, пацанов я еще вчера к матери отвезла на выходные… она и заявилась, курица крашеная. И начинает мне объяснять, что мой муж, понимаешь, Ларка, мой Володька, ее любит! А со мной живет исключительно из жалости, по причине моих многочисленных болезней…
— Подожди, чьих болезней?
— Моих. Этот гад белобрысый ей расписал, что я страдаю двумя дюжинами хворей одновременно, от поноса до рака!
— О Господи!
— Вот именно, о Господи! Ну я ей, естественно, вежливо так говорю, проходите, дескать, на кухню, а то у меня там борщ кипит. Эта корова нервно на ножичек у меня в руке косится и дрожащим голоском уточнять начинает: «А зачем, собственно?» Ну, я ей разъясняю. «Вы, — говорю, — какого черта вообще сюда приперлись? Радостью со мной поделиться, сообщить мне о вашей великой любви и смыться? По принципу: «плюнул — и в кусты»? Или у вас какие-то идеи есть по поводу нашего дальнейшего существования? Втроем?»
— Люська!
— А что, Люська? Должна же я была это насекомое как следует изучить? Она, конечно, сразу задергалась, ручонками сучить начала, причитать… «Вы, — говорит, — как благородная женщина, должны его отпустить и не препятствовать его счастью!» Я у нее, естественно, спрашиваю: с какого такого перепугу она решила, что я благородная женщина? И почему я должна верить ей на слово, что именно с ней у моего Володьки образуется именно то немыслимое счастье, про которое она мне тут заливает? «Вы же, — говорю, — понимаете, что я несу за него известную ответственность? И не могу отдать его просто так, в совершенно незнакомые чужие руки!»
— Люська, как ты могла? Вот так спокойно сидеть…
— Я не сидела, я продолжала борщ варить.
— Тем более! Варить борщ, разговаривать с ней, шутить еще?!
— Сама удивляюсь. Наверное, за эти годы хорошо подготовилась морально. В общем-то я понимала, что рано или поздно… ну, должно же было это когда-нибудь произойти, правда?
— Так ты что, — Лариса смотрела на подругу почти с ужасом, — ты что, все про него и про его девиц знала?