Лариса была уверена, что не сумеет заснуть этой ночью, но около четырех часов начала клевать носом, и Герман Александрович отправил ее в комнату Ярослава, на его диван.
Утром, ровно в семь, они уже топтались в больничном коридоре. Никуда их, разумеется, в такую рань не пустили. Правда, после некоторых переговоров, которые умело провел Герман Александрович, дежурная сестра в реанимации разрешила на цыпочках зайти в коридор и посмотреть на Ярослава через стекло бокса. Он все еще спал, но уже не производил впечатления человека, находящегося в глубоком обмороке. Если бы не мудреные медицинские приборы, окружавшие его (впрочем, большинство из них были выключены), то и вовсе не казался бы больным — спит человек и спит себе.
Немного успокоенные, Лариса с Германом Александровичем вернулись в общий коридор. Сидели, негромко обсуждали планы на день. Сначала, естественно, надо было дождаться врачей, потом конца обхода. Если Ярослава действительно переведут в общую палату, туда уже можно будет зайти, помочь ему устроиться.
Герман Александрович с сомнением посмотрел на большой пакет, стоявший у его ног:
— Зубная щетка, паста, мыло, полотенце, бритва… вроде ничего не забыл. Ладно, если что, съезжу домой, привезу.
С половины девятого начали подходить врачи. Тот молодой, что вчера делал операцию, узнал Ларису, подошел к ней:
— Вы не торопитесь? Тогда подождите немного, сейчас я посмотрю, как там дела…
— Вернулся он минут через двадцать, очень довольный.
— Сто тысяч по трамвайному билету! При стрельбе почти в упор с таким минимальным ущербом для организма! После обхода переводим его в общую, денек еще понаблюдаем, а завтра-послезавтра можно уже и на выписку. Чего казенное белье пролеживать, — подмигнул он.
Начался обход. В коридоре стало более многолюдно — родственники, которые пришли навестить больных с утра, вышли из палат. Вскоре Лариса увидела еще одно знакомое лицо — в дверях показался вчерашний милиционер. Он тоже заметил ее, подошел, поздоровался, с интересом взглянул на Германа Александровича, потом вопросительно па Ларису.
— Садитесь с нами, — подвинулась она. — Познакомьтесь, это отец Ярослава, Герман Александрович Козырев. А это… э-э… — Ее рука неуверенно застыла, указывая на милиционера. Как его зовут. Лариса не смогла бы вспомнить даже под страхом смертной казни.
— Серегин, Александр Николаевич, — четко представился тот.
— Да-да, Александр Николаевич, — пробормотала смущенная Лариса. — Извините.
— Да о чем речь? Вы вчера такого натерпелись, что удивительно, как в лицо меня запомнили. Скажите лучше, что врачи говорят? Можно будет потерпевшему несколько вопросов задать?
— Наверное, да. Только… я теперь знаю, кто это был и почему он стрелял. Герман Александрович, расскажите!
— Одну минуточку. — Серегин вытащил из кармана ручку и пристроил на колене большой блокнот. — Я вас внимательно слушаю.
Герман Александрович коротко, без отступлений, изложил историю одиннадцатилетней давности. Достал было из кармана листок бумаги и начал диктовать относящиеся к делу фамилии и даты, которые специально выписал вчера ночью, потом спохватился: «Что это я!» — и отдал листок Серегину. Отдал ему и портрет Андрея Карманова.
— Одиноков, говорите… — задумчиво протянул Серегин, разглядывая рисунок. — Сам я лично с Виктором Васильевичем незнаком, это другое отделение. Но думаю, что…
— Так, так, так! Все заинтересованные лица в сборе! — Это вернулся врач. — И так заняты разговорами, что даже не заметили, как вашего больного в палату перевели! Номер восемь, вон там. — Он махнул рукой в конец коридора. — Можете к нему зайти, только не все сразу. И имейте в виду, состояние у него хорошее, но при этом всякое утомление может вызвать нежелательные последствия. Всем понятно?
Обращался-то он вроде бы ко всем, но смотрел только на милиционера. Впрочем, того это не смутило.
— Понятно, — миролюбиво сказал он. — Наверное, пусть родственники сначала зайдут, поздороваются, а потом уж я. Ненадолго.
День в итоге получился очень суетливым и, как выразилась вечером Лариса, вернувшаяся ночевать к Герману Александровичу, «беговым». Первым делом они поговорили с Ярославом и убедились, что у него все в порядке, а он, в свою очередь, удостоверился, что и у них все хорошо. Серегин в это время под неодобрительные взгляды сестер оккупировал телефон в ординаторской. Он довольно быстро отыскал Одинокова, и они вдумчиво и с пользой побеседовали. Потом он действительно совсем недолго поговорил с Ярославом и увез Ларису, как «единственную транспортабельную свидетельницу преступления», на встречу с Виктором Васильевичем.