Позвонила Оля. Разговор с ней был коротким и изысканно вежливым. Заверив, что ничего страшного с ним не произошло, следовательно, в помощи он не нуждается и проигнорировав намек на то, что она не против вернуть ему ключи, которые он забыл у нее дома в последний спой визит, Ярослав распрощался и с облегчением повесил трубку.
Не утруждая себя предварительными звонками, забежала Диана, очень милая, хотя и несколько излишне говорливая женщина. С ней Ярослав мирно расстался пару лет назад, сохранив самые приятные воспоминания о их не слишком длинном и утомительном, в самый раз, романе. Она с порога начала кричать про Чечню и про то, какой это идиотизм, имея такую хлебную профессию, вербоваться ради денег в контрактники и ехать в «горячие точки». Снова на помощь X пришел отец, и вдвоем они кое-как убедили ее, что ни в какую Чечню Ярослав не ездил, в контрактники не вербовался, а пулю словил на центральной улице родного города. Во избежание дальнейшего потока сплетен Диане твердо заявили, что стрельба была случайная и ни Ярослав, ни милиция в сознательном на него покушении никого не подозревают. Это было уже не так интересно, и она быстро успокоилась. Хотела было по старой дружбе предложить свою помощь в уходе за больным, но, наметанным глазом определив несомненное присутствие в квартире женщины, очень громко и очень многословно одобрила это, потом расцеловала отца и сына в обе щеки, перемазав ярко-алой помадой, и упорхнула.
Когда дверь за ней захлопнулась, Ярослав и Герман Александрович, молча переглянувшись, дружно отправились умываться. Объясняться с Ларисой ни тому, ни другому не хотелось. Она, правда, ни разу не демонстрировала чего-либо, похожего на ревность, но ведь Ярослав до сих пор и повода не подавал. С другой стороны, к безграничному его изумлению, выяснилось, что сам он способен мучиться от ревности без всякого явного повода.
Георгий тоже завалился без звонка с огромным букетом белых роз и двумя небольшими, но плотно набитыми пластиковыми пакетами.
— Ну вы, ребята, умеете развлекаться, ничего не скажешь! — весело говорил Георгий, уверенно направляясь на кухню. — Сам погулять люблю, но до стрельбы ни разу еще не доходило. — Он плюхнул пакеты на стол и выразительно махнул букетом: — А где Ларочка?
— На работе, — сдержанно ответил Ярослав, принимая цветы. Он уже видел подобный букет, причем не где-нибудь, а дома у Ларисы. Уверенности, конечно, не было, но на нервы действовало.
— Ты ей позволяешь? — искренне удивился Георгий. — Не понимаю. Заполучил такую женщину и разрешаешь ей работать?
Он вытащил из одного пакета бутылку шампанского две пол-литровые бутылки водки «Финляндия», двухлитровку «Пепси-лайт» и большую коробку конфет.
— Если ей нравится, — пожал плечами Ярослав.
— Не знаю, не знаю, по-моему, баловство это. — Георгий отодвинул конфеты на край стола и вытряхнул из второго пакета два куска окорока в вакуумной упаковке, коробку треугольных плавленых сырков «Виола», банку оливок, полпалки копченой колбасы, банку корнишонов и пластиковую коробочку паштета. Герман Александрович, глядя на заваленный продуктами стол, машинально прижал ладонь к животу в области печени. — Сидела бы дома, сейчас бы быстренько нам все приготовила, атак придется самим. Когда она возвращается?
— Через час должна быть.
— Ну, тогда ждать не будем, — решил Георгий, — начнем без нее. А то знаю я, где час, там и два, слюной изойдем за это время.
Надо было бы сразу его выгнать, но как-то неудобно, человек от чистого сердца пришел проведать. А потом, когда сели за наспех накрытый стол и выпили по первой, совсем неудобно стало. А гость чувствовал себя гораздо свободнее, чем хозяева. Наливал водку, говорил тосты и непрерывно учил Ярослава, как надо вести себя с женщинами вообще и с Ларисой в частности. Кончилось тем, что Ярослав не выдержал и довольно грубо заявил, что он дожил до тридцати двух лет, не получая ценных указаний Георгия в этой важной области, и надеется, с Божьей помощью, и дальше без них обходиться, а что касается конкретно отношений с Ларисой, то это и вовсе не его, Георгия, собачий бизнес. Поэтому не будет ли он любезен на эту тему заткнуться?
Георгий в бутылку лезть не стал, послушно помолчал минуту, выпил еще стопку, зажевал куском колбасы и спросил задумчиво:
— А о чем же тогда разговаривать, если не о бабах?
— О политике? — предложил Герман Александрович.