– Ноэми подумала, я нарочно об этом заговорил?
– Неееееее, – потрясла головой Эмберлин. – Я думаю, это из-за меня она ушла раньше.
– Ничего не из-за тебя, – возразила Лайл.
– Ну, я не так выразилась. В общем, не думаю, что ты обидел Ноэми или что-то такое. Наверное, она просто не знает, что сказать, когда я рядом. Меня ты, кстати, тоже не обидел.
– Ноэми с Линком не встречались, – добавила Лайл.
– А, ага.
Само то, что она посчитала нужным это пояснить, сильно напрягло Джонаса. Он не знал, насколько серьезно оступился. Но потом подумал, уж насколько он плохо знает Ноэми, все равно сомнений не было: если бы он ее обидел, она бы точно ему сказала.
– Думаю, некоторые считали, что они встречаются, потому что Линк не делал тайны из того, что влюблен в нее.
Лайл посмотрела на Эмберлин, и та ободряюще кивнула.
– Но они правда не были парой, и ей сейчас странно про все это думать.
– Особенно если учесть, что мы еще дружим, – добавила Эмберлин. – Мы стараемся вообще про это не говорить.
Отец Джонаса рассказал историю про утопленника по фамилии Миллер, словно это была захватывающая сказка с привидениями. Как Мэтт мог не знать, что с этим парнем дружила девушка, что жила с ним под одной крышей? Что Ноэми оставалась подругой его сестры и что Джонас наверняка с ней познакомится?
В общем и целом первый обед в новой школе прошел настолько ужасно, что хуже было бы только есть в туалете в полном одиночестве.
4. Эмберлин
Первый обед в одиннадцатом классе прошел на удивление неплохо. По крайней мере, Эмберлин обедала не в одиночестве. Семь лет назад, когда Гэтан вернулся в школу после смерти брата, другие пятиклассники, которые обычно сидели в столовой с ним рядом, стали его избегать. Просто не знали, что ему сказать. Один только Линк остался за его столом. Эмберлин с Линком еще учились в младших классах, когда старший брат Гэтана застрелился на заднем дворе. Их родители пошли на похороны Элайджи Келли; сами Линк с Эмберлин остались дома. Кейт и Бен Миллер посчитали, что их детям еще слишком рано посещать такие мероприятия, поэтому, пока они сами стояли на службе в церкви, брат с сестрой гостили у соседей. Мама с папой вернулись их забрать и обнаружили, что дети играют во дворе в подковы. На фоне роскошного газона родители Эмберлин напомнили ей две могильные плиты, и это навело ее на другую мысль, которую она позволила себе тем утром забыть: умер кто-то, кого она знала.
На поминках – туда Линка с Эмберлин пустили – Эмберлин пошла вслед за братом искать Гэтана. Они зашли к нему в комнату; Гэтана там не было. Строго говоря, жил он в подвале. К приходу гостей подвал вычистили, и теперь люди в черных костюмах и юбках угощались там крошечными кусочками размороженной пиццы.
А вот у Элайджи в комнате гостей не было. Конечно, вещи его еще не раздали. Тогда Эмберлин не знала, что мама Гэтана оставит комнату его брата нетронутой, даже если это значило, что сам Гэтан так и будет спать в подвале. Элайджа был на несколько лет старше Гэтана, и его комната показалась Эмберлин очень стильной. Раньше она не бывала в спальнях у подростков. Элайджа держал свою комнату в чистоте, полки были заставлены книгами. У него даже был стол для домашней работы.
Линк отодвинул дверцу шкафа и нашел внутри Гэтана. Тот сидел, вжав голову в колени и сцепив руки на затылке. Он поднял на Миллеров взгляд голубых глаз-прожекторов, но не сказал ни слова. Линк присел с ним рядом.
– Оставишь нас на минутку? – спросил он Эмберлин, шагнул в шкаф и задвинул дверцу.
Она склонилась и заглянула в шкаф сквозь щель в двери, но мальчики просто молча сидели внутри, и она оставила их в покое. Из других детей на поминках были только одноклассники Элайджи, и они казались ей огромными и старыми, как настоящие взрослые. Даже их скорбь была какой-то взрослой, тусклой. Они окружили ее, как огромные деревья в старом лесу. Она стояла рядом с родителями, пока они обменивались с другими приглушенными репликами, избегая обсуждать смерть Элайджи. Вместо этого все говорили о том, как он был молод и сколько всего не успел сделать. Она уже понимала, что такое смерть и самоубийство, но глубокое отчаяние, толкнувшее его на такой поступок, было ей неизвестно. Она чувствовала странное чувство вины за пропасть, что отделяла ее от мальчика, которого они пришли оплакать.