Рука Лайл застыла на защелке ремня.
– Что-то ты странно себя ведешь. Мы тут одни. Просто скажи, что происходит. Если ты не хочешь фотографировать, то зачем мы приехали?
Ноэми отвернулась, обмотала фотоаппарат ремнем и спрятала его под своим сиденьем. Она никогда не смотрела людям в глаза подолгу – и Лайл не была исключением.
– Если я скажу тебе, прозвучит дико. Лучше показать.
Все лето, когда ей писали с незнакомого номера, Ноэми притворялась, что Линк еще жив. Разумом она понимала, что это не так, но в уголке сознания теплилась надежда, и Ноэми позволила этой надежде быть. Может, он сидит сейчас где-то на краю вселенной, держит сотовый телефон, печатает пальцами из плоти и костей. Нервы передают сигналы, по венам бежит кровь.
Она никому не рассказывала про эти сообщения. Люди бы подумали, что она не может смириться с трагедией и придумывает небылицы. А если бы она показала им сообщения – маме или Лайл, без разницы, – они бы сказали, что ее жестоко разыгрывают. И она больше не смогла бы отвечать, не чувствуя себя наивной дурочкой.
Незнакомец, казалось, понимал, что надо держать их переписку в тайне. Однажды она расспросила его об этом.
Кому еще ты писал?
Никому. А что?
Просто интересно, смог бы кто-нибудь еще понять?
А почему нет?
Не думаю, что кто-нибудь другой это выдержит.
Или поверит.
И Ноэми, и Неизвестный думали, что другим не понять их переписку. Она не знала, что это значило для Линка: он всегда был загадочным, даже при жизни. Но для нее эта тайна возвращала его к жизни, и рассказать Лайл или кому-нибудь еще значило услышать, что это невозможно. Если начать вдумываться и исследовать, то окажется, что она все выдумала; это было все равно что посветить фонариком на тень.
Вернуться в школу после летних каникул значило встретиться лицом к лицу с фактом, что Линка там больше нет. Кто-то другой занял его шкафчик, его парту на французском, его стул за обедом. Она не могла больше отрицать его смерть, потому что она приветствовала Ноэми за каждым поворотом. Сообщения от «Линка» противоречили его отсутствию. Кто-то еще должен был увидеть невозможное и подтвердить, что оно существует не только в ее воображении. Ей придется показать Лайл озеро.
Ноэми заставила Лайл закрыть глаза и повела ее за руку, другой ладонью прикрывая подруге глаза, чтобы та не подсматривала.
Лучше Лайл в лесу ориентировалась только Ноэми. Они все детство играли тут вместе. Ноэми тогда носила длиннющее черное платье, и его подол волочился по земле, собирая сосновые иголки и перья дроздов. Иногда она подбирала из-под деревьев совиный помет и мышиные косточки. Дома она мыла и сушила крошечные скелеты, а вернувшись, развешивала их на ветвях на нитке. Лайл, нацепив венок из золотой фольги, становилась принцем и отправлялась в лес на краю королевства, чтобы прогнать оттуда Ноэми-колдунью. Она резиновым мечом сбивала с деревьев кроны из мышиных костей. Лайл твердо знала, что в лесу нет водоема, где мог бы утонуть Линк. Увидев, как неожиданно появилось там огромное озеро, она поймет, как это важно.
– Открой глаза.
Оно простиралось у них перед глазами – такое громадное, что не видно было деревьев на другом берегу. Всего в нескольких шагах от них лодка с веслами ритмично билась о каменный причал, выросший из травы. На плоских боках лодки красовались геометрические узоры из старинного дерева.
– Какого черта? Как давно оно тут? Как мы его пропустили?
Они не заходили далеко в лес. Наверняка они уже бывали на этом самом месте: делали фотографии, играли в «Выгони ведьму».
– Я думаю, Линк утонул здесь.
Невозможность его смерти ошарашила весь город. Если бы полиция выудила его из озера размером с океан, в гибели Линка не было бы ничего загадочного. Но тайна плескалась у них перед глазами.
– Ты думаешь, кто-то вынул его из воды?
– Или озеро переместилось. Не знаю. Иногда его сложно найти. Если Линк ходил один, то никогда не находил его. Только когда мы были вместе. А потом, наверное, нашел.
Ноэми прикусила губу и перевела взгляд на водную гладь.
– Так что не ходи сюда без меня.
– А то меня схватит исчезающее озеро? Что-то я не понимаю. Ты когда успела стать суеверной?
Лайл шагнула к кромке воды и глянула вниз. В темном отражении ее лица плавали мелкие рыбешки; голову заполнила галька.
Сколько она себя помнила, Ноэми отказывалась загадывать желания, задувая свечи на день рождения. Из-за нее все первоклашки перестали верить в Санта-Клауса. Она фотографировала сказки, но сама в них не верила.