— Потому что моя матушка в то время уже была замужем. Они любили друг друга, но пожениться им не дали. Мою матушку выдали замуж. Потом они встретились, а после той встречи родился я. Князь узнал обо мне только после смерти моей матери. Он взял на себя заботу о моем образовании. Сначала мне наняли гувернера на его деньги. Потом он меня устроил в пансион, затем в училище, и за все это платил он.
— Значит, он не бросил Вас на произвол судьбы?
— Нет. Но ему пришлось скрывать мое существование от своего отца, который испортил жизнь всем своим пятерым сыновьям, и меня бы постигла та же участь. Как мне сказал Павел, мне повезло, что дед обо мне не знал.
— Пять сыновей?
— Да, старший Дмитрий, Павел младше его на двадцать лет, второй был черной овцой, и еще двое общаются только между собой.
— Значит, Павел и Александр — единственные Ливены, которые Вам благоволят?
— Да. Второй брат умер. А два других живут в имениях в Лифляндии. Дмитрий — вдовец, мать Александра умерла, когда он был младенцем. Павел не женат. У Павла и Александра больше нет близких родственников, которые присутствовали бы в их жизни.
— И Александр - не сын князя? Князю, по-видимому, нужен был наследник, раз Вы, будучи побочным сыном, наследовать не могли.
— Именно.
— Ох уж эти проблемы с наследованием… Иногда приходится идти на такие ухищрения, чтоб не потерять титул, чтоб не передать состояние недостойному наследнику… Это, к сожалению, далеко не единичные случаи. Это я Вам как адвокат говорю. Ну что ж, князю повезло, что у него появился наследник, хоть он Ливен только на бумаге. Вот такой парадокс: один сын — Ливен, но не наследник, другой — наследник, но не Ливен.
— Он — Ливен не только на бумаге, но он — не сын Дмитрия.
— Очень мудро… Своя кровь, а не чужая. Значит, сын кого-то из родственников… Он — сын… Павла? — догадался адвокат.
— Я этого не говорил. Этого не знают даже другие братья.
— Неудивительно. Зачем им знать такие подробности, если они даже не хотят поддерживать отношений. Думаю, и про Вас до них слухи дойдут через пятые руки. Не Павел же им это сообщит.
До этого замечания тестя Штольман вообще не думал, как на появление незаконного родственника могут отреагировать другие Ливены. Возможно, это, наконец, заставит их проявится. Но он не был уверен, что это событие будет приятным.
— А как получилось так, что у Вас не было родственников? Ведь какая-то родня все равно должна была быть.
— На этот вопрос у меня нет ответа, одни догадки. Про Штольмана можно предположить, что раз я - не его сын, меня с родственниками с его стороны и не знакомили. Он часто отсутствовал дома по службе. Возможно, он ездил и к своим родственникам. Матушка была сиротой, до замужества жила у двоюродных дядьки и тетки со стороны матери. Потом Штольман увез ее довольно далеко. Возможно, и запретил ей общаться с родней. Моя мать — троюродная сестра князя. Она в девичестве Ридигер, как и мать Дмитрия и Павла. Не исключено, что Штольман мог думать, что она могла бы узнавать о Дмитрии Александровиче или даже поддерживать отношения с ним через других родственников. Такое ему бы, естественно, не понравилось.
— Да, такое вряд ли бы кому понравилось…
— Еще бы! После того, как жена изменила да еще и принесла ему плод своей измены… Единственный сын да и то не его, а нагулянный…
— Но ведь он мог жениться после смерти Вашей матери. Он же не был слишком стар?
— Нет, ему было около сорока пяти. В таком возрасте мужчина вполне может жениться снова и обзавестись потомством. Но по какой-то причине он не сделал этого.
— То есть Вы — его единственный прямой наследник?
— Да, но я ничего не получил.
— Очень странно… Яков Платонович, Ваша жизнь полна загадок со всех сторон…
— Иногда мне кажется, что лучше, чтоб загадки оставались без разгадок… По крайней мере некоторых…
— А сколько Анна знает о Вас?
— Очень много… И все — про мое скандальное происхождение.
— И как она на это все отреагировала?
— Утешала меня и слезы мне вытирала, — без стеснения признался Штольман, ведь Миронов и так видел, как по его щеке скатилась слеза, когда тот рассказывал ему о том, как страдала Анна, когда он пропал.
— Это на нее очень похоже. Она — сострадательный человек.
— Вот поэтому я и не хочу, чтоб она снова переживала, но уже за нас обоих. И за меня, и за себя. Ее ведь тоже в покое не оставят…
— Эх, Яков Платонович, похоже, нелегкие времена грядут… Полгорода ведь не засудишь…
— А за что засудить-то? За правду? Если бы поклеп был…
— Ну за публичные оскорбления, к примеру?
— Не думаю, чтоб меня бранными словами в лицо оскорбили. А за всякие гадости нет основания в суд подавать… Так что придется просто стиснуть зубы и терпеть… Я-то буду, но не хочу, чтоб и Анне это пришлось…
— Яков Платонович, Анна хоть знает… А как я Маше обо всем расскажу? Вы же ее характер знаете, тут такая истерика будет… Может, сразу доктора Милца позвать?
— Ну давайте ей скажем вместе, начнем как-нибудь издалека…
— С наследства, например?
— Почему бы нет?
Штольман был мысленно готов к самому худшему. От припадка тещи до обвинений его Бог знает в чем. Мария Тимофеевна сидела в гостиной, ожидая, когда мужчины выйдут из кабинета и можно будет распорядиться накрыть стол к ужину.
— Машенька, тут Яков Платонович пришел поделиться с нами новостями. У него нашлись родственники, и один из них оставил ему кое-что в наследство.
— Да что Вы, Яков Платонович! Какие приятные новости! И что же Вам оставили? Верно, какую-нибудь безделицу?
— Ну квартиру в Петербурге вряд ли можно назвать безделицей, Маша.
— Квартира в Петербурге?? Какие же родственники могут оставить подобное?
— Я оказался в родстве с Остзейскими князьями Ливенами по линии матери. Князь оставил наследство сыну своей любимой троюродной сестры, то есть мне.
— Вы в родстве князьями?? Не может быть! Мой зять — княжеский родственник!! Какая честь! Я всегда думала, что в Вас есть что-то от аристократов, — от нахлынувшей радости Мария Тимофеевна встала и подошла ближе к зятю. — А этот князь — такой благородный человек! Не забыл Вас при делении наследства, видимо, очень любил свою дальнюю родственницу.
— Очень, — согласился Штольман. — Настолько сильно, что он еще и приходится мне отцом.
— Каким образом? — не поняла Мария Тимофеевна. — Ваш же отец — Штольман.
— Маша, Штольман — муж его матери. Его настоящий отец — князь Ливен.
До Марии Тимофеевна наконец дошло, что пытались сказать ей муж и зять. Сначала она беззвучно открыла рот, а потом покачнулась:
— Вы… Вы… Вы — незаконный сын князя??
— Да, я его побочный сын.
— Какой стыд…
— Маша. Маша! Присядь!
Мария Тимофеевна села на стул, подставленный мужем.
— Мария Тимофеевна, мне нечего стыдиться, — спокойным тоном сказал Штольман. — Мои родители любили друг друга, но у них не было возможности пожениться. Муж моей матери дал мне свою фамилию, у меня нет клейма незаконнорожденного, я не был лишен никаких привилегий потомственного дворянина. В обществе я занимаю пусть и не такое положение как князь, но все же достойное благодаря своему достаточно высокому чину. Моя жена меня не стыдится и принимает меня таким, какой я есть. Даже со столь сомнительным происхождением.