— Евграшин, Вам нужно поторопиться в участок. На заброшенном дворе у складов я нашла улики по делу умершего немца. Пусть сюда приедет Коробейников, а если его нет, доложите Трегубову, пусть пришлет кого-нибудь. А уж если и его нет, то пусть приедет Штольман.
Через какое-то время примчалась пролетка, в ней кроме городового были Коробейников и Штольман. Яков Платонович был явно не в духе.
— Анна Викторовна, Вы что здесь делаете?
— Я? Я улики нашла. Антон Андреич, пойдёмте я Вам покажу.
— Анна Викторовна! Вы опять вмешиваетесь в дела следствия?
— А Вы, Яков Платонович, вообще следствие не ведете, Вас здесь и быть не должно, — поставила на место Анна Штольмана.
Пока Штольман думал, что ответить, она подхватила под руку Коробейникова. Яков Платонович пошел следом.
— Вот, — показала она на кучу листьев, на которых была перчатка и котелок. — Я нашла только это, но, возможно, есть и еще что-нибудь.
Коробейников пошарил в куче листьев и нашел еще одну перчатку. Перчатки были офицерские. В крови.
— Анна Викторовна, Вы как здесь оказались? Только не говорите мне, что просто здесь прогуливались.
— Яков Платонович, а то Вы не знаете, как… Как всегда. Мне показали…
— Аня! — Штольман перешел на ты. — Ты вызывала духа?
— Никого я не вызывала. Он сам ко мне пришел. А потом привел меня сюда. Разве это плохо? — рассердилась Анна. — Без меня бы вы этих улик не нашли.
— Да, скорее всего, не нашли, — согласился Яков Платонович. — Спасибо тебе, конечно, что ты помогла. Очень помогла. Но я беспокоюсь о тебе, — сказал он уже более мягким голосом. — Тебе не было нехорошо?
— Нет, ничего подобного. Яков, ты зря волнуешься… Или дело не только в этом? Поэтому ты такой… взвинченный?
Да, его состояние не осталось незамеченным Анной. Что делать? Сказать ей обо всем прямо сейчас? Или потом? А что, если она пойдет в город, а люди уже будут коситься? Обидят ее? Нет, нужно сказать ей все прямо сейчас.
— Антон Андреич, Вы еще раз осмотрите двор, а мне нужно поговорить с Анной Викторовной.
Он отвел Анну в сторону.
— Аня, тебе лучше больше не выходить сегодня в город.
— Почему? В чем дело?
— Нашелся молитвенник Ливенов. При очень скандальных обстоятельствах. По городу про меня уже пошли слухи.
Анна охнула.
— Яков, как это случилось?
— Вчера вечером в трактире один офицер поставил на кон молитвенник, его обвинили в краже. Кто-то обнаружил, что я записан среди Ливенов, это обсудили довольно громко. При этом присутствовало несколько офицеров и местных жителей. Была драка. Молитвенник оказался у Трегубова. А Коробейникова на улице уже утром допытывали насчет правдивости слухов обо мне…
— И что… Трегубов и Коробейников… они…
— Трегубов был зол. Но, думаю, больше по той причине, что я морочил ему голову тем, что не признался изначально, чьи вещи в действительности это были, чем из-за того, что я незаконный сын князя. Коробейников не мог поверить в это.
— Значит, уже начали сплетничать…
Теперь она поняла, почему некоторые люди так странно себя вели. Идя за духом Баллинга, она не очень оглядывалась по сторонам и все же заметила, как две женщины при виде ее стали что-то бурно обсуждать, а один шапочный знакомый, который обычно привествовал ее, сделал вид, что не увидел ее. Но у нее не было тогда возможности подумать над этим. Ее заботило, как не потерять Баллинга. Сейчас ей все стало ясно. Как был прав Яков! А ведь это только начало…
— Аннушка, ты почему задумалась? На тебя уже криво смотрели?
Анна промолчала.
Только не это!
— Аня, мы тут закончим и отвезем тебя домой, прежде чем вернуться в управление.
— Осмотрите все вокруг. Ближайшие дворы, улицы, — распорядился Штольман забыв, что не ведет следствие сам. — Где-то поблизости должно быть само место преступления. Наканоров не мог его далеко оттащить. А в коляске следов крови не было.
На улицах ничего не обнаружили. Если раньше что-то и было, то за пару дней все улики уже были уничтожены. В траве под деревьями у одного из складов нашли палку в засохшей крови. Теперь у них было и орудие преступления. Что ж, можно было возвращаться в участок.
По дороге они завезли Анну домой, и Штольман взял с нее слово не покидать дома. Но она и сама больше не собиралась в город. Так что хоть сегодня ее никто не обидит. И все же у Штольмана было неспокойно на душе. Что будет завтра, а послезавтра, а потом? Не садить же Анну под вынужденный домашний арест… Анну под домашний арест? Яков, тебе самому-то не смешно? Даже если он закроет ее дома и заберет ключи, Анну это не остановит. Окон-то в доме было предостаточно, чтоб неугомонная Анна вылезла из одного из них, если ей понадобится. Но он должен серьезно подумать, как быть в этой ситуации.
Теперь улик было достаточно, чтоб предъявить Никанорову обвинение в ограблении. Даже без его признания. Протрезвевший Никаноров был даже в какой-то степени рад, что ему не грозило обвинение в убийстве, которое, как ему казалось, он совершил. Все же он не взял грех на душу, не убил, хоть и ограбил. Поэтому он согласился дать показания.
Когда в очередной раз проигравшийся и пьяный подпоручик Никаноров брел из трактира на свою квартиру, его остановил господин, который стоял возле коляски и гладил лошадь. По-видимому, он заплутал. Он спросил об улице, находившейся на другой части города. Тут Никаноров и узнал его. Это был курьер, который забирал у него деньги за карточный долг, когда он служил пару лет назад в другом полку. Имени курьера он не помнил, но внешность почему-то запомнил хорошо. Офицер из немцев, которому он проигрался, согласился отсрочить долг, но был вскоре переведен куда-то. Они договорились, что за долгом приедет нарочный. Никаноров предположил, что и в этот раз он вез немалую сумму. Тут его, как он сказал, черт попутал. Он увидел увесистую палку и стукнул ей курьера, когда тот повернулся к лошади, которая стала брыкаться. Он склонился к мужчине и ему с пьяных глаз показалось, что он убил его, так как тот не дышал. Он оттащил его куда-то и бросил. Затем вскочил в коляску и погнал ее прочь от города. По дороге он обшарил саквояж, нашел конверт с деньгами и пакет, в котором был ни на что не годный портрет и какая-то книга, которая выглядела ценной. Сначала он бросил в лесу коляску, а на обратном пути, не доезжая до города, и лошадь.
На следующий вечер он играл в офицерском Собрании на украденные деньги и проиграл гораздо больше, чем выиграл. Не теряя надежды накануне он решил пойти в трактир, где правила были не так строги и иногда на кон ставили не только деньги. Что именно за книга ему досталась, он даже не удосужился поинтересоваться. Она была дорогой, в кожаном переплете, с золотым тиснением и красочными иллюстрациями, это все, что было для него важно. О том, что это был семейный молитвенник княжеского рода, да еще с фамильным деревом, он не имел понятия. Он не собирался вглядываться в немецкие каракули.