— Как тесен мир… Яков, и он хорошо помнит Дмитрия?
— Нет, Аня, это же было очень давно, да и видел он князя всего ничего… Но помнит, что тот был грустным…
— Как жаль…
— А с чего ему было радоваться, если у него семья была только в мечтах? — показал проницательный Миронов на стоявший на пианино портрет Ливена с несостоявшейся семьей.
— Да, думаю, именно это и было причиной его печали, — согласился Штольман.
— А теперь придется горевать вам и нам с Машей… После этой статьи Вам, Яков Платонович, некоторые прохода не дадут. Хотя, конечно, будут такие люди как доктор Милц, которые встанут на Вашу сторону. Дай всем нам Бог сил выстоять в этой ситуации… А то ведь неизвестно, до чего люди могут дойти…
Через несколько дней Штольман стал своеобразным яблоком раздора в Затонске. Город почти что раскололся на два лагеря. Одни люди отнеслись к ситуации спокойно — чего в жизни не бывает? Штольман — не первый и не последний, кто родился от титулованного отца, не венчанного с его матерью. Некоторые — даже с определенной долей гордости, что у них в городе появился член княжеской фамилии. Ну не князь, что поделать, но все же. Яков Платонович был даже раза два-три назван Ваше Сиятельство, хотя таким и не являлся. Первый раз он пытался объяснить, что он не имеет на это права, но потом махнул на это рукой. Попробуй объясни это приказчику в лавке. Для такого сын князя — князь, неважно, как он родился. Сиятельство так Сиятельство. По крайней мере, люди называли его так по причине своих заблуждений, а не из желания поиздеваться. Или уколоть. Как сделал это однажды его тесть после их размолвки.
Другие считали позором, что в таком приличном городе как Затонск в полицейском участке в начальстве был человек со скандальным происхождением и даже приходили делегацией к Трегубову, чтоб Штольмана перевели куда-нибудь подальше от Затонска. Приходили дважды, в разном составе. Что если у него не только постыдное происхождение, сомнительная репутация как у мужчины, но и как полицейский он не безгрешен? От такого всего можно ожидать.
Один задержанный, подозревавшийся в краже драгоценностей из дома купца, отказался давать Штольману показания, прямо заявив, что хоть он, возможно, и вор, он не собирается разговаривать с фараоном, которого мать принесла в подоле… Штольман тогда стиснул зубы, а вот Коробейников рассердился не на шутку. Сказал, что если он не возьмет свои слова обратно и не извинится, он получит по полной за оскорбление полицейского чина при исполнении — помимо обвинения в краже.
В городе произошло еще две драки, связанных с новостями о Штольмане. В первом случае пьяные просто подрались, выясняя свою правоту насчет сплетен о чине из полиции. Во втором — один горожанин, услышав похабные слова о Штольмане, которого знал лично, не задумываясь врезал кулаком по лицу его обидчику.
Слухи, дошедшие до Штольмана, были следующими. Мать Штольмана была содержанкой князя, от него она и затяжелела. Незаконный сынок был весь в папашу, такой же распутник… У него самого внебрачные дети были раскиданы по всей Империи, от Польши до Сибири, а в Петербурге так он и вовсе значительно увеличил количество населения. Бастарды были прижиты им с женщинами, начиная благородными дамами и заканчивая публичными девками… Правда, никому в заведении маман, постоянным клиентом которого он был, потомства он не оставил… Первую свою невесту Штольман свел в могилу, разбив ей сердце, так как, будучи помолвленным, открыто сожительствовал с той мамзелькой, которая потом приехала за ним в Затонск, с фифой фрейлиной… Дочку адвоката Миронова он совратил еще прошлым летом, а то и раньше. Поэтому бедняжка и не смогла выйти замуж за князя Разумовского. Князь вызвал похотливого столичного хлыща на очередную дуэль. И был подозрительно вовремя кем-то убит. И тогда уже адвокат пригрозил ему дуэлью, если он не женится на его дочери. А, может, он так и не женился, а жил с ней во грехе, свадьбы-то ведь никто не видел…
Изо всего потока гнусностей только одна сплетня в какой-то мере соответствовала действительности. Что он соблазнил дочь адвоката. И то он женился на ней и женился по любви, а не под угрозой Миронова лишить его жизни на дуэли…
Ему было очень неприятно, что люди судачили о его матери, но он этого ожидал, если женщина родила не от мужа, а от другого, то пересуды будут непременно… Внебрачные дети, правда, не в таком количестве, как ему приписывали — не такое уж редкое явление для мужчины, имеющего репутацию волокиты как у него, так что грех обижаться на подобную выдумку, как и на ту, что он был клиентом борделя… И ему было совершенно безразлично, что за слухи ходили о нем и Нежинской, даже если в них еще и фигурировала какая-то мифическая невеста…
Больше всего его задела сплетня о том, что он как подлец обошелся с Анной. Именно потому, что она касалась Анны, его Анны. Он совратил Анну прошлым летом, а то и раньше?? Да если бы он задался целью, он мог бы воспользоваться моментом уже тогда, когда она потянулась к нему своим первым девичьим поцелуем, а он поцеловал ее в ответ… Он мог бы позволить себе немного больше… А со временем не совратить, конечно, но зайти гораздо дальше невинных поцелуев… целовать и ласкать ее как любовник… Как любовник? Эка, Яков, куда тебя занесло… Как любовник??! Неужели некоторые люди действительно думали, что они с Анной уже давно были любовниками?? Для этого, вроде как, не было повода… Не было повода?? Яков, да будь честен хоть с самим собой. Поводов для подобных подозрений у людей было более чем достаточно. Прогулки вдвоем, когда он держал руку Анны в своей, а она была даже без перчаток… Когда он целовал и ласкал ей руку, и ему было все равно, был ли кто-то рядом… Когда он утешал Анну, обнимая ее и вытирая ей слёзы… Когда Анна обнимала его в участке… Или колотила своими кулачками по его груди… Когда он приревновал ее к Буссе в конце концов. Какому мужчине есть дело, с каким другим мужчиной проводит ночи женщина, если только это не его женщина. ЕГО женщина… Бог ты мой, для людей, которые проходили мимо и лицезрели эту сцену, он мог выглядеть как старый любовник или даже муж, который приревновал свою женщину к молодому любовнику… А ревность Анны, когда в ответ на его реплику, что всем было бы лучше, если бы она уехала в Петербург, она вспылила и ляпнула про его утехи с Нежинской. Подобные выпады были возможны только в случае, если он был ее мужчиной, ее любовником… Вроде бы никого поблизости не было, но теперь он уже не был уверен, что никто не слышал этой ссоры… Да, его видели с Нежинской. Но кто запретит мужчине иметь двух любовниц? Вон у здешнего купца их был целый хоровод… То, о чем он мечтал многие месяцы — чтоб Анна стала его женщиной, некоторым людям, по-видимому, тогда казалось уже давно сбывшимся событием…
Штольман держал все в себе несколько дней, он не хотел просвещать Анну насчет слухов, жалея ее, но чувствовал, что был уже на грани. Он мог сорваться и наделать глупостей… Или мог открыть ей хотя бы часть того, что лежало тяжелым камнем у него на душе. Ему казалось, что он уже больше не в состоянии нести этот груз в одиночку. Да, он был сильным человеком. Сильным в отношении очень многих вещей, но, как оказалось, не всех. И поэтому в один из вечеров на вопрос жены, о чем он задумался, он уже не смог смолчать: