— Аннушка, про нас с тобой ходят слухи… дурные слухи…
— Про то, что мы с тобой стали любовниками задолго до свадьбы?
— Ты знаешь?? — удивился Яков Платонович.
— Знаю… Но ведь это было бы недалеко от правды… Если бы ты позволил… Яша, я хотела твоих поцелуев… жаждала твоих ласк… мечтала, чтоб между нами было хотя бы это… если невозможно большее… — Анна покраснела от своего признания.
— Аня?? И ты думаешь, что я бы смог долго продержаться, если бы мог целовать и ласкать тебя? Позволил тебе ласкать себя? После скольки раз я бы окончательно потерял голову и произошло то, что было в гостинице? Или это случилось бы в самый первый раз? Аннушка, я не только люблю, но и уважаю тебя. Ты знаешь, что я не мог тогда жениться — из-за своей службы. А стать только любовниками, даже если мы оба хотели принадлежать друг другу, это не то, чего бы я хотел с любимой женщиной, которую ждал всю жизнь… Аня — ты не легкомысленная кокетка, не падшая женщина, чтоб я спокойно отнесся к тому, что о тебе говорят подобное!.. Анна, а позволь спросить, как до тебя дошли эти сплетни? Только не говори мне, что кто-то посмел сказать тебе это в лицо!
— Ну как тебе сказать…
— Анна!! Кто это был?? И что именно сказал?? — выражение лица Штольмана не предвещало ничего хорошего.
— Да какая разница…
— Нет, разница есть! Мне почти все равно, что люди могут думать по этому поводу. Но я не собираюсь оставлять это безнаказанным, если у кого-то хватает наглости говорить тебе об этом!
— И что ты собираешься сделать, если я скажу?
— Сначала выбью из него душу, а потом притащу его за шкирку, заставлю встать перед тобой на колени и просить прощения! — в запале сказал Яков Платонович. Почему-то ему не пришло в голову, что такое мог бы сказать человек, которого можно было бы вызвать на дуэль.
— Слава Богу, с женщиной ты так вести себя не позволишь…
— С женщиной?? Анна, тебе сказала подобное женщина??
— Ну, она сказала это не прямо мне. А в моем присутствии другой даме. Что разве стоит удивляться твоему поведению, если у мужчин твоей семьи это в крови — заводить шашни с девицами. Ладно ты хоть не наградил меня байстрюком, как твой отец твою мать…
— Что??? И я только сейчас узнаю об этом??
— Яков, а что бы изменилось, скажи я это тебе парой дней раньше?
— Ну в общем-то ничего… Если иметь ввиду, что я действительно не могу ничего поделать…
— Я вот тоже ничего не сделала. Нет, сделала вид, что не слышала, хоть это и было сказано громко, специально для меня. А ведь могла бесстыднице глаза выцарапать. Или притвориться, что могу на нее наслать порчу…
— Аня, я не представляю, что бы ты могла кому-то выцарапать глаза. Это не в твоем характере.
— Думаю, за тебя могла бы, — мрачно сказала Анна.
— А что там про наслать порчу?
— А что? Ходили же раньше про меня слухи, что я ведьма…
— Аня, насчет слухов. До тебя, наверняка, доходили и другие слухи обо мне… Ты ведь просто не хочешь меня расстраивать лишний раз… Разве я не прав?
— Но ведь и ты молчишь как рыба… Все в себе держишь…
— А что, я должен был тебе рассказать, что, по мнению некоторых, я осчастливил незаконным ребенком чуть ли не каждую женщину, с кем когда-то был близок? — вспыхнул Штольман. — Это уж точно не то, что ты была бы рада услышать…
— Ну по крайней мере их ты осчастливил. Потратил на них свою мужскую силу, которой не досталось мне…
— Что?? — закашлялся Яков. — То есть я так поистаскался, что теперь не в состоянии быть мужчиной со своей женой??
— Ну примерно…
— Однако… Вот таких слухов до меня не доходило. Вот ведь у людей какая бурная фантазия — от распутника, который бросается чуть ли не на любую женщину, до никчемного мужа молодой жены… Не знаю, что и лучше…
— Ну, наверное, лучше муж, бросающийся на молодую жену, — хихикнула Анна.
— Аня, тебе весело, а мне плакать хочется.
— Оттого, что люди такие злые и говорят о тебе такие гадости? — Анна внимательно посмотрела на Якова.
— Нет, о тебе. Что тебе достался такой муж, за которым может быть стыдно быть замужем…
— Да полно тебе, Яков. Это ведь больше от зависти, что у нас с тобой все хорошо.
— Это и так понятно. Новости про мое происхождение стали просто поводом, чтоб вылить на нас потоки грязи, чего некоторые раньше и хотели бы сделать, но не могли себе позволить. А сейчас я как прокаженный…
— Но люди ведь от тебя не шарахаются.
— Да смотря кто…
— Яков! Это правда??
— Аня, ну зачем тебе это знать? — Штольман уже понял, что сказал лишнее. Теперь Анна будет беспокоиться еще больше.
— Как зачем? — удивилась Анна. — Я же тебе не посторонний человек.
— Аннушка, конечно, ты мне не посторонний человек, — он обнял жену. — Ты — мой самый близкий человек, и поэтому я не хочу, чтоб тебе было больно… — сказал он и добавил почти неслышно, — как мне… Все же хорошо, что есть люди, которые от нас не отвернулись… Просто я не говорил тебе этого, иначе бы пришлось рассказывать и о другом.
Они оба скрывали то, что могло принести другому боль. Анна рассказала Якову отнюдь не обо всех слухах, которые до нее дошли, и она знала, что он поделился с ней тоже не всеми. Она вообще боялась затронуть эту тему, так как прекрасно помнила состояние Якова в Петербурге и не хотела повторения. Она не хотела и того, чтоб Яков знал, что она плакала, когда узнавала слухи от отца, которого просила не утаивать от нее того, что он слышал в городе о Штольмане… Один из слухов был о том, что ее муж периодически захаживал в бордель как клиент. Что же, Штольман действительно бывал несколько раз в заведении — по службе. Но ведь даже ей самой как-то пришла в голову нелепая мысль, что он мог пойти туда после их ссоры за утешением. Что же касается других людей, то было логично, что в их представлении мужчина, имевший репутацию ловеласа, время от времени посещал заведение, даже если у него была молодая жена… От маменьки она узнала, как новости о Штольмане сказались на ее семье. Отец потерял одного прибыльного клиента, так как тот отказался от услуг адвоката, имевшего зятя со скандальной славой… Все это ее мужу знать не следовало… Но она могла поделиться с ним тем, о чем он сам только что сказал — о людях, которые старались их поддержать.
— Да, Яков, хорошо, что такие люди есть. Ко мне как-то приходил Егор Фомин. И приносили записку от Бенциановой…
— А мне записку от Аглаи Львовны…
Анна и Яков посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Поддержать постоянного клиента?
— Именно. Так ты и об этом знаешь?
Анна кивнула.
— Плакала небось, когда об этой сплетне услышала, — уже серьезно спросил Штольман, прижимая жену к себе.
— Было дело…
— Аннушка, не нужно. Слухи, конечно, нелицеприятные. Но ведь не все так плохо, как могло бы быть… Да и надеюсь, что в скором времени все повернется к лучшему… Не может же это продолжаться вечно… Что-то же должно измениться…
— Я тоже надеюсь… — Анна погладила Якова по волосам. — Но ты ведь и сам знаешь, это зависит не от нас…
На следующий день около полицейского управления остановилась карета. С гербом. С кучером и лакеем. Лакей открыл дверцу и помог из нее выйти своему хозяину. Господин был одет по последнему крику моды, в его руке была трость с серебряным набалдашником, на пальце — причудливый перстень, в котором переливались драгоценные камни. Господин огляделся с таким видом, будто его карета остановилась посреди навозной кучи, и тяжело вздохнул — для пялящихся на него местных жителей. И усмехнулся — про себя. В Затонск прибыл его Сиятельство князь Павел Александрович Ливен.