Путешествие по городу в час пик заняло больше времени, чем Ник предполагал, хотя на карте фешенебельный район располагался совсем рядом. Здесь обладатель двух миллионов долларов сошел бы за незаметного прохожего. Здесь гордо высились дома эпохи короля Георга, сохранились вековые деревья, на обочинах сверкали лаком дорогие автомобили. Здесь вдоль Итон-сквер тянулись посольства с мокрыми от ползущего с Темзы тумана флагами. Ник решил, что этот район дает представление о том, каким был Лондон лет сто тому назад, когда еще не было необходимости в следящих камерах, телохранителях и сторожевых псах.
Свернув на Лаундес-плейс, он остановился перед домом, затмевавшим размерами соседние здания, тоже бывшие не из числа хижин. Он расплатился с водителем и взбежал по ступенькам. Постучав в дверь молоточком в виде лисьей головы, он поспешно поправил галстук.
Ливрейный дворецкий провел его по мраморному холлу, украшенному картинами импрессионистов. Все здесь свидетельствовало о старых деньгах. Ни в Техасе, ни в высокотехнологической Японии такого не встретишь, зато здесь этого добра было хоть отбавляй. Ник последовал за дворецким в просторный зал, в котором уже собрались несколько человек. Судя по всему, Атертоны приготовились давить на него по всем правилам приличия. На сверкающем потолке бойкий живописец изобразил рай в своем понимании, то есть голозадых ангелочков, парящих среди облаков, играющих на арфах и посылающих друг дружке воздушные поцелуи. Ник сначала не заметил рыжеволосую особу потрясающей красоты, сидящую в одиночестве, – его взгляд был устремлен в дальний угол, где стояли у камина Уоррен и Джанна. Джанна улыбалась брату доверчивой, любящей улыбкой. Услышав от него какую-то шутку, она радостно рассмеялась.
Ник инстинктивно сделал шаг назад. Зрелище Джанны и Уоррена, любящих друг друга брата и сестры, навеяло на него грустные воспоминания. Он вспомнил, как много лет назад впервые появился у Прескоттов. Остин отправил тогда Ника во двор, где Трейвис и Аманда Джейн несли дежурство у жаровни с барбекю. Он засмотрелся на них из дверей. Их завидная близость и нескрываемая любовь так и просились на полотно художника.
До того вечера в Хьюстоне Ник не сумел бы ответить, чего ему не хватало всю предшествующую жизнь. Упоительный запах мяса на вертеле подсказал ему, в чем заключается истина. Его мать всю жизнь напоминала ему канатоходца, опасающегося свалиться в пропасть. Только канат был натянут у нее в душе. Она была не способна на любовь. Даже Коди она не любила по-настоящему; смерть сына дала ей всего лишь еще одну тему для бесконечных причитаний.
Итак, Нику хотелось – нет, остро требовалось! – иметь свою семью, где могла бы расцвести его любовь. Он не бросит любимых людей, в отличие от своего родного отца. Он будет с восторгом наблюдать за взрослением своих сыновей. А вдруг у него родятся дочери? Как их растить? В любом случае ошиваться по барам с бездельниками и их безмозглыми подружками было таким же никчемным занятием, как и прозябание в Копыте Мула.
Он вспомнил, как Аманда Джейн подняла на него глаза и улыбнулась. От улыбки ее милое личико стало еще более милым, каштановые волосы и глаза еще более соблазнительными. Он бесконечное число раз заглядывался на нее на работе, слушая грубые шуточки приятелей, но не осмеливался с ней заговорить. Он не сомневался, что Аманда Джейн – орешек ему не по зубам. Она опять улыбнулась ему. Эта вторая улыбка перевернула всю его жизнь.
Как это было не похоже на ледяную улыбку, которой встретила его сейчас в гостиной Джанна! Она определенно не ждала его. Взгляд ее был серьезен и напряжен. Он сам не понимал, почему ему всегда хотелось ее дразнить. Желая сбить ее с толку, Ник решительно зашагал к ней, неся как на блюде свою невыносимую для женщин улыбку. Джанна явно почувствовала себя неуютно, но ее брат пошел ему навстречу, дружелюбно протягивая руку.
– Добро пожаловать! – представившись, Уоррен Атертон с чувством потряс Нику руку.
Последовало знакомство с несколькими мужчинами. Ник ждал, что один из них окажется мужем Джанны, но такового в компании не обнаружилось. Уоррен подвел его к диванчику, облюбованному сногсшибательной рыжей красавицей, и представил их друг другу. При этом в голосе Уоррена прозвучало волнение, и Ник понял, что Шадоу Ханникатт значит для него куда больше, чем просто «давняя подруга Джанны».
Ник присел рядом с Шадоу. Уоррен поспешил к следующему гостю.
– Значит, вы давно знакомы с Джанной, – начал Ник, надеясь перевести разговор на мужа Джанны. Этот человек вызывал у него любопытство.
– С самой Франции, – ответила Шадоу, смущая его прямым взглядом. – Там мы впервые повстречали вас.
Ник редко терял дар речи; сейчас наступил именно такой момент. Он знал, что не принадлежит к числу мужчин, которых женщины способны забыть или с кем-то спутать. Впрочем, данное обстоятельство прибавляло ему не чванства, а скорее робости.
– Вы что-то путаете. Это был не я. Я познакомился с Джанной совсем недавно, на Мальте.
– В темноте. – Это был отнюдь не вопрос, а утверждение.
Ник бросил взгляд на Джанну. Она стояла в отдалении, спиной к нему. Его внимание привлекла ее прическа. После их последней встречи на Мальте минула неделя; за это время она сделала себе новую, более короткую стрижку, с которой выглядела менее неприступно. Любопытно, что она наплела про него подругам? Говорила ли о происшествии в Мдине?
– Вы узнали это от Джанны? – поинтересовался он.
Шадоу покачала головой.
– Ваша первая встреча всегда будет происходить в темноте. Это судьба.
Уж не насмехается ли она над ним, обыгрывая историю, когда Джанна приняла его в потемках за грабителя?
– Вы были с нами во время бегства в Варен, – молвила Шадоу кротким голоском. Именно так и должен был звучать голос особы, избравшей для выхода в гости странное бледно-желтое платье.
– Ничего подобного, – покачал головой Ник. Если Шадоу – подруга Джанны, из этого еще не следует, что у нее непременно все в порядке с головой. Она явно несет какую-то чушь. – Я был во Франции один-единственный раз, прилетел в аэропорт Орли и улетел оттуда же. В Варене я никогда не был.
Она отреагировала на его слова странной улыбкой и дотронулась до камешка у себя на груди. До чего чудная!
– Разве вас не влекло с неодолимой силой в некий парижский квартал? Разве не нашлось там места, которое заинтересовало вас больше остальных?
– Не сказал бы. Я совершил обычное туристическое паломничество: Лувр, Эйфелева башня, Триумфальная арка.
– И все?
Он помялся и сознался:
– Кое-что меня там и впрямь очаровало.
– Варен? – с надеждой спросила она.
– Нет. Такие трассы под улицами для всяких вспомогательных служб! Вот что замечательно! Путешествие под землей понравилось мне больше всего.
– Значит, вы ничего не помните. – Она была разочарована. – Как и все остальные. Людям иногда кажется знакомым какое-то место, только и всего. Когда вы изучали Французскую революцию, неужели вам не показалось, что вы жили в те времена?
Господи! Здесь могут позволить себе дружить со вконец свихнувшимися личностями. Он стал озираться, надеясь обрести чью-нибудь помощь. Джанна оглянулась, но, встретившись с ним взглядом, поспешно отвернулась.
– Я даже не смог бы назвать точную дату Французской революции. Знаю только, что крестьяне голодали, в связи с чем королева предложила им перейти на пирожные.
– Непонятно, откуда пошел этот нелепый слух, ведь на самом деле она ничего подобного не произносила. Спросите, у Джанны.
Ник призывно помахал Джанне, и она подошла к ним. Ему не было никакого дела до подлинности тех или иных высказываний королевы, тем более что заплатила она за них сполна. Ему хотелось одного: побыстрее отвязаться от Шадоу Ханникатт. Этой особе оставался всего один шаг до клинической ненормальности. Она до боли напомнила ему его мать.