Черт, и здесь золото! Даже не думай, велел он себе и поставил чашку. К саке он и без того относился с подозрением. Прожив несколько лет в Японии, он научился правильно произносить это слово – «сах-кей», но потреблять напиток избегал, памятуя, что название «саке» восходит к древним временам и означает «жевать во рту». Напиток появился на рисовых чеках, где крестьяне жевали рис и выплевывали его в общую бадью, где он бродил благодаря слюне. Лучше бы всего этого не знать. Снова спазм в желудке.
Лучшая саке – а именно ее и подавали сегодня – называлась «бижиншу» – «саке красавицы». Самураи пили только саке, образовавшуюся из риса, побывавшего во рту у девственниц. В наши дни столь экзотические способы, слава богу, не применяются, брожение достигается при помощи химии, чему Ник был весьма рад. Он сомневался, хватит ли в Японии девственниц, чтобы обеспечить должным количеством саке хотя бы этот традиционный ленч заправил «Хонсю». Однако, вопреки разуму, он не мог заставить себя заглянуть в «саказу-ки» – так именовалась чашка для саке, потому что в голове сразу появлялась неприятная картина: бадья со слюной, в которой бродит рис.
– Прощу прощения за опоздание! – выпалил запыхавшийся Скотт Эйвери. – У меня умер... близкий родственник.
Ник недурно умел распознавать беспардонную ложь, однако представители «Хонсю», видимо, не владели этим искусством. Они склонили головы и принесли свои соболезнования; опоздание Скотта было, разумеется, немедленно прощено. Ник отдал должное догадливости Скотта: извинением ему действительно могла служить только смерть близкого человека – лишь в этом случае не страдал престиж Танаки.
Скот уселся рядом с Ником и взял первое суши. Трое японцев, устав от ожидания, последовали его примеру. Потянулся к подносу и Ник. Скотт болтал без умолку, развлекая японцев, чего Ник и ожидал. Он тем временем налил в свою миску с соевым соусом смертельную дозу васаби и обмакнул туда суши с целью смыть золотой налет. Пленка драгоценного металла осталась на темно-бурой поверхности. Обваляв тунцовую печень в рисе и завернув ее в водоросли, он распотрошил ее палочками из слоновой кости, притворяясь, что не владеет искусством обходиться без вилки.
Его манипуляции ни у кого не вызвали интереса. Всеобщее внимание вновь привлек шеф-повар, готовивший второй поднос с суши. На сей раз это был рис и морской угорь «анаго», поданные на тончайших листках из чистого золота.
– Не желаете ли чего-нибудь еще, мистер Дженсен? – спросил Танака.
Ник, надеявшийся, что о нем забыли, оказался застигнутым врасплох.
– Пиво, пожалуйста, – пробормотал он.
Гейши мгновенно обнесли посетителей пивом «Саппоро». Японцы потянулись за кошельками, и Ник выругался про себя. Он хотел всего лишь пива «Лоун Стар», но вышло так, что из-за него началась специфическая игра суши-баров – «японские дерби». Японцы дождались, пока Танака положит под свою рюмку пять тысяч йен, после чего тоже сделали ставки. Гейши, опустив головы, гуськом проследовали за стойку. Из гнездышек размером с наперсток были извлечены «удама» – свежие яйца фараоновой перепелки.
Шеф-повар издал крик и взмахнул ножом, словно это был самурайский меч. По этому сигналу гейши разбили яйца и вылили желтки в стаканы. Шарики желтка размером с монетку, хорошо различимые в янтарной жидкости, опустились на дно стаканов. Это и было началом яичной гонки. Тот, в чьем стакане желток поднимется на поверхность пенящегося пива раньше, чем у остальных, будет провозглашен победителем.
Ник не надеялся на выигрыш. Все пять лет, проведенных в Японии, его преследовало проклятие – тихоходные желтки.
– Где ты был, черт тебя возьми? – шепотом спросил он Скотта.
Тот не отрывал взгляда от своего стакана, хотя его желтку еще только предстояло оторваться от дна, тогда как желток Танаки уже неумолимо приближался к финишу.
– Позже расскажу, – отмахнулся он.
Ник расплатился с победителем – Танакой, по-прежнему недоумевая, зачем одно из ведущих лиц «Хонсю» пригласило их со Скоттом. Он вертел в руках суши, умудряясь брать только по одному канапе из каждой дюжины и так же ловко обходясь без льющейся рекой саке. Скотт тем временем без умолку нес отъявленную чушь.
Ник давно пришел к выводу, что ни одна нация в мире не относится с таким почтением к ярлыкам, как японцы. Для них главное – громкое название, имя. Скотт Эйвери закончил несколько престижных учебных заведений: Чоэйт, Йель, Уортон. Зато об альма-матер Ника, колледже Хиллкрест-Сити, в Токио не знала ни одна живая душа.
Когда трапеза наконец-то стала подходить к завершению, Хито Танака поднял свою чашку с саке и провозгласил, обращаясь к Нику:
– За плодотворное сотрудничество и новый напиток, подобный вашему «Алабамскому кофе со льдом»!
– Банзай! – отозвался Ник, по-прежнему ловко манипулируя извечной техасской улыбкой до ушей. Наконец-то до него дошло, в чем заключался смысл приглашения на ленч с золотом. Он поднес свою саке к губам, но пить не стал.
После положенной череды тостов и восхвалений в адрес шеф-повара Ник и Скотт поблагодарили Танаку и сели в такси.
– Ну и по какому поводу весь этот сыр-бор? – спросил Скотт по дороге в офис, состоявшей из сплошных пробок.
– Марк Нолан получил повышение, мы тоже. Теперь мы будем главами отдела маркетинга.
Скотт поджал губы. В кои-то веки он не находил слов. Наконец он спросил:
– Вместе?
– Иначе Танака пригласил бы одного, главного.
– Ты прав. Но как они узнали об этом раньше нас?
– Разведка не дремлет. – Да, стало быть, и в Уортоне учат далеко не всему. Ведь прекрасно известно, что японские компании ведут подробнейшие досье на своих служащих. Бесчисленные частные дознаватели раскапывали подробности их личной жизни. Не приходится сомневаться, что еще более пристальное внимание они уделяют клиентам. «Империал-Кола» была крупнейшим партнером «Хонсю», значит, прямой обязанностью японской компании было отслеживать мельчайшие события в «Империал». За время пребывания в Японии Ник четко усвоил правило: что-что, а свои интересы японцы свято блюдут! Так что, если немного подумать, все становится ясно.
– При чем тут «Алабамский кофе со льдом»? – рассеянно спросил Скотт. Ник решил, что он мысленно привыкает к новой должности и раздумывает, как объяснить друзьям совместное пребывание на ней с выпускником какого-то заштатного колледжа Хиллкрест-Сити.
– «Алабамский кофе со льдом» придумал я.
– Ничего подобного! – тут же встрепенулся Скотт, хотя в его тоне не было обычной самоуверенности. – Этот продукт был детищем Марка Нолана.
– Верно. Получив от меня идею, он проделал самую трудную работу: провел ее по всем этажам корпорации и проконтролировал технологию.
– Значит, в обмен на это он и привез тебя в Японию. – Видимо, Скотт усматривал в этом подходящее объяснение тому, каким образом Ник, миновав сложную иерархию, сразу очутился в самом доходном отделе «Империал-Кола».
Ник воздержался от ответа. Он предвидел, что после пяти лет в одном кресле со Скоттом Эйвери перейдет на еще более высокую, уже самостоятельную должность с неизлечимым геморроем.
– Кстати, почему ты опоздал? – осведомился он, резко меняя тему. – Впрочем, надо признать, ты здорово ввернул насчет чьей-то смерти!
Скотт буквально побелел, чему не смог помешать отменный загар, приобретенный им в прошлом месяце во время отпуска на острове Бали.
– Прежде чем я выскочил из офиса, тебе звонили из Техаса.
– С моей матерью все в порядке?
– Мать в порядке. Звонивший сообщил о смерти Трейвиса Прескотта.
Ник окаменел. Трейвису было тридцать четыре года, на три года меньше, чем Нику. Умер? Это невозможно!
– Как это случилось?
– Сердечный приступ.
– Совершенно исключено. Он был троеборцем с безупречным здоровьем.
– Это бывает, – сказал Скотт и перечислил нескольких известных спортсменов, скончавшихся как раз от инфаркта. – Тело будет доставлено самолетом с Мальты в Хьюстон. Похороны назначены на субботу. Ты, наверное, пошлешь цветы?