– Глядите, похоже, что вам светят счастливые отношения.
Шадоу не поверила своим глазам.
– Я никогда не вынимала этой карты.
– Возможно, теперь в вашей жизни наступили перемены.
– Не исключено, – согласилась Шадоу. – Карты показывают судьбу в ее развитии. Все может измениться. – Ее глаза подозрительно сузились, карта вызывала у нее все больше недоверия. – Для большей убедительности надо бы погадать по полной программе, по-цыгански. – Она вопросительно взглянула на Ника.
– Чего ради? – Он подался вперед, глядя на нее в упор. – Вы хотите воспользоваться этим шансом или нет?
– Хочу.
– Уоррен сейчас в гостевом доме. Почему бы вам не пойти и не поговорить с ним?
– Я не могу бросить Хло. Если она проснется, а меня не окажется рядом...
– Я побуду с ней. Я позову вас, если понадобится.
– Обещаете не бросать ее одну? Она страшно испугается.
– Я никуда не уйду, обещаю.
Шадоу взяла колоду.
– Теперь моя очередь. Перед моим уходом вы должны вытянуть одну карту.
Джанна с удовольствием разглядывала себя в высоком зеркале, натянув черную шелковую рубашку, оказавшуюся в пакете среди прочего белья из магазинчика Шадоу.
– Я неплохо выгляжу, да, Такси? Но этого, разумеется, недостаточно, чтобы Ник Дженсен проявлял постоянство.
Услышав заветное имя, Такси отчаянно завилял хвостом. Джанна сняла рубашку и бросила ее на кровать.
– К чему иллюзии? Ник ничем не отличается от Коллиса.
Шадоу, несомненно, отправила его восвояси. Твердо решив забыть Ника, Джанна стала рыться в пакете, поражаясь изобретательности Шадоу: здесь были трусики с разрезом на интересном месте, трусики с меховой оторочкой. Распаковав несколько свертков, Джанна громко засмеялась, на время забыв об обиде, нанесенной ей Ником.
Ей приглянулся шелковый лифчик цвета спелой малины. Эта вещица имела более консервативный покрой, чем остальные предметы из пакета, больше соответствовала ее стилю. Дорогой шелк приятно холодил кожу. Вот и подходящие по тону трусики, ткань, кажется, бумажная.
Джанна вертелась перед зеркалом, радуясь, что ее ноги благодаря покрою купальных трусиков кажутся длиннее, чем в действительности.
– Ну тебя к черту, Ник Дженсен, – сказала она, обращаясь к своему отражению. – Больно ты мне нужен!
Она вернулась к кровати и присела, собираясь снять слишком экстравагантное, на ее взгляд, эротическое белье и вернуться к работе. Внезапно в дверь негромко постучали. Решив, что это Клара, Джанна поспешно накинула поверх белья старый халат и открыла дверь.
В дверях стоял Ник с озорным выражением на лице, памятным ей по тому вечеру, когда он заставил ее обжечься своим чили.
Она не улыбнулась ему в ответ, а, наоборот, нахмурилась. Как она и предполагала, Шадоу дала ему от ворот поворот. Неужели он думает, что Джанна смирится с ролью рака на безрыбье? Такси носился вокруг, виляя хвостом.
– Ты умеешь менять пеленки? – спросил Ник.
– Конечно, ведь я помогала Ша...
Ник схватил ее за руку.
– Тогда пошли. Хло лежит мокрая.
– А где Шадоу?
– С твоим братом. Я приглядываю за ребенком.
– Кроме шуток? – Она облегченно вздохнула: значит, он не польстился на Шадоу. – Как тебе это удалось?
– Это не я, а карты.
Джанна бросилась в комнату Шадоу, сопровождаемая Такси и Ником. Хло крепко спала в колыбели. Ее пеленки оказались совершенно сухими.
– Ее не надо переодевать, – сообщила Джанна шепотом Нику, вернувшись на цыпочках в гостиную.
Достаточно было одного взгляда на его физиономию, чтобы понять, что это для него не новость. Опять он ее провел!
– Ник, мы ведь договорились...
– Никто ничего не узнает. – Он подошел ближе. Ей был хорошо знаком этот его «постельный» взгляд.
– Одри находится прямо над нами. Доктор Осгуд дает ей снотворное, но иногда она все равно не может заснуть.
– Единственное лекарство, которое она от него получает, – это крепкое мясцо.
Джанне понадобилось не меньше пяти секунд, чтобы понять, что он имеет в виду, – Какой ты грубиян!
– Но ведь я прав. – Ник нагнулся, чтобы приласкать Такси, который немедленно повалился на спину, задрал лапки и с готовностью подставил брюшко.
– Нет, не прав. Он уже много лет состоит при матери личным врачом. Этим все исчерпывается, – Лично она подозревала, что Эллис Осгуд неровно дышит к Одри, но та боготворила своего Реджинальда. Он бы с негодованием отверг сближение с представителями «низов», к каковым относил провинциальных врачей, а также Шадоу Ханникатт. Уоррен, по счастью, не перенял отцовского снобизма, но Одри жила у Атертонов во время войны, полюбила наследника титула и вышла за него замуж. С тех пор каждое слово графа Лифорта было для нее законом. Джанна не могла себе представить, чтобы Одри поступила наперекор Реджиншгьду, даже после его смерти. Однако она остереглась выстраивать эту аргументацию для Ника. Меньше всего ей хотелось, чтобы он относился к ее семье как к законченным снобам.
– Поверь мне, они спят вместе, – гнул свое Ник, приводя Такси в неистовство ласковым почесыванием.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что они свободно заходят в личное пространство друг друга. – «Постельный» взгляд его голубых глаз остановился на ее губах, и она поймала себя на желании, чтобы он перешел от слов к делу. – Разве ты не знаешь, что у каждого есть собственное пространство радиусом в полтора фута? Ты никогда не замечала, что влюбленные всегда стоят ближе друг к другу, чем к другим людям? Они испытывают друг к другу доверие, поэтому переступают границы индивидуального пространства. – Их разделяло всего пара дюймов, а не пресловутые полтора фута, его рука поглаживала ей плечо, беспардонно нарушая границу ее «пространства». – Если бы я был тебе чужим, ты отступила бы на шаг. Тебе было бы не по себе от такой близости.
«Мне нравится, когда ты близко», – подумала она.
– Никогда не обращала внимания, как близко подходит к моей матери Эллис Осгуд.
– А я обращал. Еще я заметил, что твой брат смотрит на Шадоу как коршун, но никогда не осмеливается проникнуть в ее пространство.
Он одним рывком распахнул ее халат. Она и забыла, что не успела снять кричащий лифчик и малозаметные трусики.
– О, я становлюсь сторонником сокращения пространства, – изумленно сказал он, трогая гладкий лифчик.
То же самое могла бы сказать о себе и она.
Он провел указательным пальцем по краю трусиков.
– Отлично. – У нее уже подгибались колени. – Как раз в моем стиле. Что за материальчик?
– Искусственная ткань.
– А по-моему, это похоже на салфетку. – Она чувствовала через тонкий матерная, как горяча его ладонь.
– Я тебе подскажу: есть четыре варианта аромата, – сообщила она слабеющим голосом.
Ладонь Ника уже находилась у нее между ног.
– Уж не о еде ли ты?
– Кажется... – говорить было уже почти невозможно. – Это специальное съедобное белье.
– Помнишь, что произошло в последний раз, когда ты меня обманула?
– Нет, честно: эти трусики бывают шоколадно-трюфельными, со вкусом лайма, малиновыми и тутти-фрутти.
Ник целовал ее в шею, сползая все ниже.
– Прекрати! – простонала она, но он проигнорировал ее мольбу.
– Новое слово в кулинарии, – прокомментировал он. – Трусики на любой вкус! – Он почмокал и облизнулся. – Хочешь кусочек, Такси?
Песик с воодушевлением встал на задние лапки и забарабанил передними в воздухе.
– Ник, – прошептала она, потеряв голос, – неужели ты собираешься есть...
– Нет, конечно. Ты знаешь, что я знаток, но еще не гурман. Я не потребляю столь экзотических блюд.
– Дай слово... – Его рука, задержавшаяся у нее между ног, заставила ее совершенно потерять ясность мысли. – Пообещай, что не станешь это есть. Это образцы Шадоу!