Поправляя панамку Лео, она нежно тянет:
— Ну что такое… Кажется, кто-то хочет спать…
— Да. Уложу его там, — указываю на пустую беседку, в которой тенек.
Сын просит пить, произнеся очередную порцию невнятного лепета. Достав из висящей на коляске сумки бутылочку с соком, присаживаюсь на корточки, чтобы его напоить. Сдавив пластик пальцами, Леон умудряется облить желтой жидкостью и себя, и меня, поэтому отправляюсь в уличную уборную, где десять минут пытаюсь затереть кричащее пятно на своем белом комбинезоне.
Лео сидит на плечах у Максима, когда выхожу оттуда. Они прогуливаются по газону, оставив коляску на дорожке, и я не могу отрицать того, что у этого парня отлично получается ладить с детьми. Он вызывает у них симпатию своей позитивной энергией, и это абсолютно естественно.
Мысли превращаются в кисель, когда во дворе появляется компания из шести человек, которую возглавляет хозяин дома. Они выходят из него, задерживаясь у раздвижных дверей, и мне кажется, будто сердце остановилось вместе со мной.
Я вижу Миллера. И Чернышова. Еще каких-то мужчин, но самое сумасшедшее здесь то, что среди них я вижу знакомый точеный профиль, принадлежащий мужчине, заполнившему все мои мысли в последние дни.
Я смотрю на его профиль жадно. На линию подбородка, аккуратную стрижку. Наверное, смотрю так жадно, что это сродни прикосновению, ведь Мельник оборачивается, окидывая сощуренными от солнца глазами двор.
Его взгляд я тоже ощущаю, как прикосновение. Возможно, я просто выдаю желаемое за действительное, но те секунды, в течение которых он на меня смотрит, неподвижный жаркий воздух вокруг кажется бурлящим.
Кирилл одет в белую тенниску и синие летние брюки, в кармане которых лежит его ладонь.
Мне не приходится превозмогать себя, чтобы разорвать этот зрительный контакт. Это делает Максим, возникнув передо мной и заслонив собой обзор.
Переведя на его лицо взгляд, я чувствую себя слепой, ведь лицо Максима кажется мне размытым пятном.
— Сгонять за коляской? — спрашивает, снимая со своей шеи Леона.
Глава 6
Маша
Натянутая как струна, я отвечаю на вопрос утвердительным кивком. Еще секунда, и Максим передает мне сына, после чего трусцой направляется к дорожке. Леон обхватывает мою талию ногами и буркает капризное “ма-ма”, в то время как мое сердце бухает так, что в ушах шумит.
Глаза впиваются в пространство. В тот самый кусок пространства, где еще маячит широкая спина в белой тенниске, от вида которой я все еще не могу сойти с места.
Я снова вижу его лицо. И снова не в профиль, потому что Кирилл опять оборачивается.
Я не могу уложить у себя в голове ситуацию. Все ее детали, щекотливые, или нет! Я могу только смотреть в ответ, и я делаю это до тех пор, пока с коляской не возвращается Максим.
Мне кажется, будто он разговаривает на китайском, ведь я ни слова не разобрала из-за рассеянного внимания. Там у дверей пополнение. Еще двое мужчин и девушка-переводчик. Их всех я уже видела на этой неделе.
Леон хнычет, кладя голову мне на грудь.
Я двигаюсь автоматически — под лучами солнца, которые лижут голую кожу ног, несу сына к беседке и укрываюсь в тени ее крыши. Максим пристраивает в центре коляску и помогает ее разложить.
— Я не буду под ногами путаться. Пойду туда, — качает головой в сторону шатра. — Вон, мужик с усами в футболке зеленой, я его знаю. Он у меня занимается боксом.
— Я… быстро…
— Если что звони-пиши, — салютует он.
Многое из того, что случалось со мной в жизни, я давно считаю прошлым, о котором предпочитаю не вспоминать, но Кирилл Мельник не входит в эту категорию событий. Я не могу… не могла думать о нем, как о прошлом! Проще мне было вообще о нем не думать. Как угодно, только не так, будто он — прошлое…
От волнения пальцы дергают замок на сумке, не справляясь с первого раза. Мечась глазами между коляской, из которой за мной сонными глазами наблюдает сын, и двором, достаю из сумки мягкого плюшевого зайца. Лео принимается ковырять его почти оторванный глаз, тихо что-то бормоча.
Там, у дверей в дом, по-прежнему оживленная беседа.
Я даю сыну воды. Сама делаю глоток, смачивая горло, в котором сухо, как в пустыне.
— Леон… — выдыхаю немного строго, когда хватается руками за свою стопу, подтягивая ее вверх. — Спать… — цокаю, принимаясь слегка покачивать коляску.
Он моргает все реже и реже, сжимающая зайца ладошка расслабляется, внутри же меня нарастает настоящая буря.