Его взгляд становится тяжелым.
Он отводит его в сторону. Раздумывает, и это выглядит так, будто он подбирает слова. Подбирает их, даже когда снова смотрит в мои глаза, не торопясь облекать мысли в словесную форму, а когда все же делает это, голос звучит хрипло.
— Некоторое время у меня был кризис, — сообщает. — Я не знал, что меня ждет. Помимо того, что ничего хорошего, конечно. Я не знал, насколько все плохо. И в какой-то момент не знал, нужен ли себе таким…
Мое сердце дергается, пугаясь этого признания.
— Но ты сказала, что я нужен тебе, — продолжает. — Нужен вам…
Очередной рывок в груди не мешает сделать уточнение:
— Я сказала, что ты нужен нам любым…
Усмехнувшись, Кирилл разводит руки, указывая на свои колени:
— Это не худший вариант из возможных, согласись. Так что, все окей.
Он произносит это так, словно бросает вызов.
Миру вокруг, воздуху… всему и всем…
Давлюсь застрявшим в горле комом, качая головой:
— Нет… не окей… Ты так ничего и не понял?
Усмешка слетает с его лица.
Оно становится жестким. Таким, словно черты выточили из камня.
— Я понял достаточно. В том числе, себя.
— И что же ты понял?
Откинувшись на спинку стула, он смотрит на меня секунду, после чего говорит:
— Мне нужно было договориться с собой. Научиться… воспринимать себя таким, прежде чем ожидать этого от других, или вообще строить какие-то ожидания…
— Но ты ведь не принял…
— Что? — он выгибает брови, изображая интерес.
— Себя… ты злишься, ты… будто весь в шипах… ты себя не принял.
— Я работаю над собой каждый день.
Помолчав, замечаю:
— Ты работаешь над собой плохо, раз так ничего и не понял.
— Чего ты хочешь? — говорит ожесточенно. — Я переверну для тебя весь гребаный мир. Я сделаю для тебя все, что попросишь. Я не буду возражать, даже если ты приставишь к моей башке пистолет и спустишь курок…
Эмоции, которые копились во мне все эти месяцы, прорываются наружу.
Я хлопаю по столу ладонями, подавшись вперед и требуя:
— Тогда скажи мне то, что я хочу услышать.
Он сжимает и разжимает лежащий на столе кулак. Сжимает и бросает в меня слова:
— Я сижу здесь только потому, что даже подыхая, слышал твой голос. Ты просила меня не уходить. И вот я здесь. И даже, блядь, на своих двоих!
Мне нужна секунда, прежде чем вывалить на него доверительно:
— Я думала, что умру вместе с тобой. Может, и не физически, но душевно уж точно. А ты пришел только потому, что встал на ноги? Это так?! Или нет? Я хочу знать.
— Я встал на ноги только потому, что пиздец, как хотел прийти к тебе сам!
— Думаешь, то, что ты стоишь на ногах, что-то для меня меняет? Любым — это значит любым!
Он подается вперед, копируя мою позу. И мою злость тоже.
— Это ничего не меняет. Знаешь, почему? То, что я стою на ногах — нихрена не значит. Я не смогу выбраться из этого помещения самостоятельно. Не могу самостоятельно выбраться из машины. Если ты уйдешь, я не смогу тебя догнать, Маша. Я не строю планов. Я связан. Зависим от помощи посторонних людей. Я не способен о себе позаботиться, даже стоя на ногах. Но я здесь. Я пришел, потому что…
Умолкнув, он закрывает глаза и делает долгий выдох.
— Почему? — спрашиваю с дрожью в голосе. — Говори…
На его губах снова появляется усмешка.
Кирилл качает головой, потирает лицо ладонями и бормочет:
— Ты самурай… Ты должна была родиться мужиком, родная…
Когда он открывает глаза, по моей щеке течет слеза.
Горло сводит, я не могу выговорить ни единого слова.
— Я пришел, потому что ты мне нужна. Сейчас и всегда. Иначе я не просил бы тебя стать моей женой. И я пришел для того, чтобы дать тебе выбор. Если я все еще тебе нужен, я здесь и… поверь, во мне сейчас столько дерьма, что вынести мое общество бывает сложно. В моей жизни теперь сложно все, но если ты… хочешь разделить ее со мной, я здесь…
Глава 54
Маша
Произнесенные слова просачиваются в кровь. Впитываются, распространяются вместе с ней по моему нутру и заражают его чем-то совершенно новым. Жизнью, счастьем, но в тех оттенках и красках, которые до этого дня мне еще не приходилось видеть.
Это что-то совершенно новое!
Это сумасшествие…
Мой всхлип пролетает над столом, как порыв сквозняка.
Дергаю за молнию на куртке, чтобы расстегнуть.
Мне жарко.
Стол вздрагивает, когда, задев его бедром, делаю короткий шаг вперед.
Расправив плечи и спину, Кирилл раскрывает для меня руки, и мне хватает мига, чтобы снова увидеть в его глазах влажный блеск.