Тогда я позвонил в «Луксор», куда ей удалось устроиться на работу после ухода из «Цезаря».
Приехал к ее дому и постучал в дверь. Никто не ответил. Я ударил сильнее, и на звук вышла ее пожилая соседка.
– Она уехала, молодой человек, – раздраженно заявила дама, – разве не видно? Ее машины здесь нет.
– Когда она уехала?
Женщина оценивающе сузила глаза.
– Две ночи назад. Как будто бежала от чего-то, словно украла собственные вещи. Очень нервничала.
От ужаса сердце на мгновение остановилось.
– Она что-то взяла с собой?
– Коробки. Чемоданы, – женщина провела руками по своему цветастому домашнему платью, – и эти странные стеклянные бутылки со шнурами, выходящими из них. Совершенно не имею понятия, как это называется…
– Лампы, – тупо проговорил я, – это были лампы, сделанные из старых бутылок виски.
– Как скажешь.
Я потер щетину на подбородке. Напряжение покинуло мое тело, теперь его наполняла печаль.
– Она оставила у меня письмо, – сообщила соседка, – просила передать его только Беверли, Тедди или Генри Флетчерам. – Женщина пристально посмотрела на меня. – Ты один из этих людей?
– Я Тео Флетчер. – Я прочистил горло. – Она зовет меня Тедди. Называла. Называет.
– Подожди. – Женщина ушла к себе и вернулась обратно со сложенным пополам листком бумаги.
Я быстро пробежал по нему глазами.
Не могу здесь оставаться. Я пыталась, но это уже слишком. Люблю вас всех. Извините. Кейси.
Записка выпала из руки, как мертвый лист, качнулась в воздухе и упала к моим ногам. Соседка что-то тихо пробормотала и удалилась в свою квартиру. Я в одиночестве стоял на дорожке и смотрел на дверь Кейси.
«Прости, Джона», – подумал я, и с каждым ударом сердца слова звучали все громче и громче.
У меня была единственная задача. Даже не целая задача. Половина. И я не выполнил ее.
Глава 1
Тео
Будильник зазвонил в шесть утра. Вытянув руку, я выключил его. Несколько секунд я чувствовал себя хорошо. Казалось, что все в порядке. А потом я вспомнил, что Джоны больше нет, и осознание этого словно кувалдой ударило меня в грудь.
Втянув воздух, я, не мигая, смотрел в потолок, пока накатывающие на меня волны грусти не схлынули. Стоило только этому произойти, я сразу же сбросил одеяло. Эти первые три секунды стали самой лучшей частью моего дня. А потом мне приходилось немедленно вставать. Продолжать двигаться, иначе я пролежал бы весь день в постели, как осел, стеная и проклиная то, что все равно не в силах изменить. Просыпаться, выползать из-под одеяла и выгонять себя из кровати.
Тихий внутренний голос шептал, что мне лучше вычистить это внутреннее дерьмо и разобраться с ним, пока я не взорвался.
Я разбирался. Вставал. Шел на работу. Старался изо всех сил.
Спортивный костюм ждал меня на полу возле кровати, там, где я оставил его прошлой ночью. Я оделся и отправился на кухню за водой и протеиновым батончиком. Утреннее солнце отражалось от стеклянных пресс-папье на подоконнике – все они творения Джоны. Внутри одного из них словно был заключен кусочек кораллового рифа. Пробиваясь сквозь стекло, солнечные лучи, казалось, оживляли его. Это была любимая работа Кейси. Она как-то призналась мне, что ей показалось, будто внутри стекла тихо. Мирно. Водная композиция заставила ее почувствовать себя в безопасности, когда она впервые проснулась на диване Джоны.
Я заглянул внутрь шара и почувствовал, что задыхаюсь. В ловушке. Неподвижной, как морская жизнь.
На машине по дороге в спортзал я проехал мимо старого обиталища Джоны, а через три квартала – мимо дома Кейси. Теперь оба пусты. Если не считать стеклянных пресс-папье брата, занимающих мой подоконник, и написанной от руки записки, все, что им принадлежало, хранится на складе в северной части города.
Остановившись на красный свет, я мыслями вернулся к четырем нацарапанным строчкам ее послания. Обдумывал их, словно слова песни. С припевом, который гласил: я подвел Джону…
Гудок сзади встряхнул меня: красный свет сменился зеленым. Я резко нажал на газ, так что шины завизжали, но затем сбавил скорость и заставил себя остыть, прежде чем попаду в аварию.
В спортзале я таскал железо до тех пор, пока на руках не начали гудеть мышцы, а пот не заструился по лицу. Качал пресс, пока не почувствовал, что меня сейчас вырвет, а потом закинул штангу на плечи и приседал, пока не затряслись ноги.
Я тренировался целых два часа, пытаясь с по́том выгнать похороненные глубоко внутри чувства. Тело устало, и появилась сонливость, ведь в последние дни я не высыпался, но отдых в моем расписании не значился.