— А если предположить, что он ее не толкал?
— Как это?
— К примеру, хотел догнать, а она шуганулась — и в сторону. А там машина?
— Что ж, такое возможно, — неохотно согласился Гурнов.
Лицо погибшей выглядело спокойным — не то что тогда, в вагоне. На бледной коже явственно обозначились следы свежих синяков.
— Последствия аварии, — пояснил патолог, заметив, на что смотрит Мономах. — А вот эти — старые, — он провел тонким, узловатым пальцем по шее покойницы. — Я обнаружил на теле кучу подобных следов!
— Домашнее насилие?
— Синяки различной степени заживляемости — значит, появлялись в разное время. Бедная девка!
— Ну да, а зачем терпеть-то? — возразил Мономах. — Один раз ударили — беги!
— А если некуда? — предположил Гурнов. — И потом, куда ж ей, беременной?
— Знаешь, беременными за один день не становятся! Жила же она с этим извергом…
— Ты кого сейчас убеждаешь? Никто тебя за язык не тянул помощь предлагать!
— Точно, — вздохнул Мономах. — Не делай добра, не получишь зла!
— Во-во! — согласно закивал патолог. — Дернем по маленькой? За упокой невинной души? Ты же не за рулем, так?
— Почему я должен отдать дело?
Голос следователя звучал по-детски обиженно, словно у него отнимали конфету или любимую игрушку. Алла не желала ссориться — не плюй в колодец, как говорится, вдруг ей еще придется обратиться к этому Кравцу? Поэтому она попыталась объяснить.
— Видите ли, Алексей Дмитриевич, ваше дело может оказаться связанным с нашим.
— Может? То есть вы не уверены?
— В течение нескольких недель в городе убиты несколько женщин. Все были беременны.
— Вы говорите о маньяке?
— Не обязательно. Убийства совершены различными способами, и в одном случае смерть наступила от кровотечения, так что…
— Так что вообще не ясно, имело ли место убийство?
— Послушайте, — начала терять терпение Алла, — я могла организовать звонок вашему начальству, и вы отдали бы дело, не задавая вопросов, получив прямой приказ! Однако я хотела действовать честно, потому что вы — мой коллега и я не желала ставить вас в неловкое положение!
— Надо же, — хмыкнул Кравец, — обычно вы, комитетские, не слишком-то печетесь о приличиях!
— Так мне поступить так, как вы от меня ожидаете, или попробуем по-человечески?
Некоторое время Кравец молчал. По его лицу Алла видела, что внутри у него идет борьба. С одной стороны, всякий следак только рад передать дело другому, но тут существовало два «но». Первое: каждый человек, работающий в районных участках, кровно ненавидит людей из Комитета, у которых априори больше полномочий и, как следствие, раздутое эго и презрение к тем, кто не имеет комитетского прикрытия. Второе: если Четыркина окажется жертвой маньяка, то, расследовав дело, Кравец может заслужить очередную звездочку на погонах. Алле думалось, что второе «но» перевешивает: Кравец с первого взгляда показался ей скорее карьеристом, нежели борцом с вселенской несправедливостью. Она предполагала, что следователь примет правильное решение, не станет вступать в конфронтацию с более сильным противником, и именно по этой причине Алла не мешала его внутренней баталии. Наконец он заговорил:
— Вам надо поговорить с Олегом Мартынюком.
— Ему удалось что-то узнать?
— Не просто «что-то». У нас есть подозреваемый!
— Да ну? — встрепенулась Алла. — Это же великолепно! Кто он?
— Некий Князев, доктор. Он знал девушку, хотя и отрицает этот факт. Подозрительно, не находите?
— Простите, вы сказали — Князев? — Алла едва не поперхнулась. — А в какой больнице…
— Во Второй городской. А что такое?
— Н-нет, ничего… — Вот уж чье имя она не ожидала услышать! — А что заставляет вас считать этого человека подозреваемым?
— У жертвы обнаружена его визитная карточка.
— Ну знаете, если мы начнем записывать в преступники всех врачей, которые раздают карточки пациентам…
— Четыркина не являлась его пациенткой, и я еще не закончил! Девушка приходила к Князеву накануне гибели. Он утверждает, что она его не застала.
— Может, правда?
— Может. Только вот наш доктор отрицает, что знал погибшую!
— Но что, если он не врет? К примеру, девушка заполучила карточку не лично от него, а взяла у кого-то?
— Исключено: Князев признался, что сам дал ей визитку.
— Вы же сказали, он отрицает факт знакомства?
— Не знакомства, а того, что знал Четыркину.
— Что-то я потеряла нить!