И теперь он стоял перед ней. Так близко. Только протяни руку и почувствуешь его теплоту. И в то же время так далеко... Такой потерянный и измученный. Растерянный. Будто не меньше самой Киры за все эти дни думал и переживал. Словно за последние дни даже не сомкнул глаз, ни на мгновение. Будто о чем-то сожалел...
Пришел именно тогда, как девушка перестала уже его ждать. Когда почти смирилась, что это снова конец. Только теперь по-настоящему. Без надежды на совместное будущее. Тогда, когда Кира практически свыклась с мыслью, что есть он, Алексей. Где-то там, далеко. Есть она, Кира, и её будущий малыш. Здесь. Что они снова по-отдельности. Близкие и далекие друг другу одновременно...
- Можно? - кивая в сторону квартиры, тихо уточнил Лёшка.
Можно ли? Кира и сама не знала. И нужно ли это все? Но, наверное, Мишка прав. Им надо поговорить. И, Господи, если бы только она сейчас услышала хоть какое-то разумное объяснение происходящему... Простила бы? Ради их будущего ребенка. Ради себя. Ради любви, которая вросла в неё, пустив корни настолько глубоко, что уже никогда не избавится... Да, простила бы... Непременно простила.
- Козюль, кто там? - снова послышался оклик брата. Вот любопытный. Нет бы "спасать" кота от Лиски.
Пожав равнодушно плечами, девушка обхватила себе за плечи. Окинув Мартынова безразличным взглядом, отступила в сторону, пропуская внутрь, и крикнула Михаилу:
- Это ко мне.
- Ты ходила к врачу? - заходя, сходу поинтересовался Алексей.
Что это? Забота о любимой женщине? Беспокойство о той, что носит под сердцем его ребенка? Или простая вежливость? У Киры так и подмывало спросить это. Так и хотелось сказать что-то язвительное, ранящее... В частности если это и, правда, простая вежливость, то раз и навсегда дать понять, что она не нуждается в подачках, притворстве, насмешках. Но сдержалась. В который раз за последнее время. Только и смогла, что честно признаться:
- Нет, не ходила, - оставляя Алексея, прошла на кухню.
- Почему? - следуя по пятам, не унимался мужчина.
Нет, все же не очень похоже на простое любопытство. В голосе скользило беспокойство. Этого нельзя было не заметить.
- Просто, - машинально ставя чайник на огонь, вздохнула Кира, стараясь избегать столкновения взглядом с Алексеем. Действительно, почему? Как последняя эгоистка упивалась своим горем, совершенно не думая о ребенке. Так нельзя...
- Так нельзя, - подходя к Кире сзади, вторил ей мужчина. Словно читал её мысли. И осторожно положив ладони на плечи, развернул к себе, - собирайся, я сейчас тебя отвезу.
Несколько секунд Кира недоуменно смотрела на Лёшу, пытаясь вникнуть в смысл услышанных слов... Уж не ослышалась ли она? Действительно ли это говорит он? На самом деле хочет, или просто пытается замолить, таким образом, собственную вину...? После чего девушка поспешила отвернуться к окну, и, вырываясь из захвата, четко проговорила:
- Никуда я не поеду, - послав осуждающий взгляд Мартынову, - с тобой не поеду.
- Кирюш, не глупи. Ты должна в первую очередь думать о ребенке.
- Чтобы ты знал, я только о нём и думаю! - с вызовом выдала Слепцова. Кто бы говорил... чего только надумал себе. Нахмурившись, Кира даже вздрогнула, когда чайник засвистел, оповещая, что вскипел. Выключив огонь, она вытащила из шкафчика чашку, и на секунды заколебавшись, равнодушно уточнила, - кофе будешь?
- Нет, - отмахнулся мужчина, продолжая гнуть свое, - Кира, ребенок ведь ни в чем не виноват.
- А я буду, - игнорируя убеждения Лёшки, Слепцова вытащила из шкафа баночку растворимого кофе, и сыпнула себе в чашку две полных чайных ложки.
- Что ты творишь? - выхватывая у Киры из рук горячий чайник, не позволяя ей приготовить горький напиток, - тебе нельзя кофе!
- Кто сказал? - удивленно вскинув бровь, фыркнула девушка, - я сама в состоянии решать, что мне можно, а что нет!
- Кира ты беременна! - отодвигая Слепцову в сторону, прикрикнул Лёшка, высыпая кофе в мусорное ведро, и ополаскивая холодной водой чашку.
- Вот именно, я беременна, а не больна, Мартынов! - сложив руки на груди, прикрикнула Кира, - чувствуешь разницу?
- Кира ты должна беречь себя, - Алексей осмотрелся по сторонам, и тут же бросившись к окну, поспешно закрыл его, недовольно пробормотав, - и не стой у окна. Хочешь, чтобы просквозило?
- Мартынов, я не поняла, что ты вообще себе позволяешь? Лето на дворе, если ты позабыл! - расширив от удивления глаза, Слепцова с недоумением наблюдала за действиями мужчины, пытаясь найти какое-то разумное объяснение его поведению.
Стоит ли скрывать, что ей было приятно? Очень приятно подобное беспокойство и своеобразная забота. Она бы, скорей всего, даже порадовалась в другой ситуации. Но пока что девушка слишком отчетливо помнила обвинения Лёшки. И не могла понять, откуда в нем столь резкие изменения. Может, она что-то упустила? Но что? Когда? Этот момент Кира вес никак не могла уловить.
- То, что сейчас лето, еще не значит, что нельзя простыть, - присаживаясь на табурет, пояснил Алексей. И постучав пальцами по деревянной столешнице, уточнил, - так ты идешь собираться? Или, - кивок на девушку, - в спортивном костюме поедешь в больницу?
- Я, вообще не собираясь никуда ехать, - усаживаясь напротив, огрызнулась Кира. Гордо вздернула подбородок, и уверенно выдала, - это мой ребенок и я сама буду решать, когда мне необходимо ехать в больницу!
Добавив мысленно про себя, что сделает это завтра. Обязательно. Только одна. Она еще в день первого визита позвонила в больницу и перенесла запись завтрашнее число. Но Алексею об этом совершенно не обязательно знать. Тем более теперь...
- Кира, зачем ты так? - нахмурившись, прикрикнул Мартынов.
- А как? - передразнила девушка, - тебе не нравится, что я решаю все сама? Так, прости, но я не понимаю, почему должно быть как-то иначе? Это МОЙ ребенок, - выставляя акценты и приоритеты, в первую очередь именно для мужчины, спокойно повторила Кира, - мой, Лёша!
Господи, знал бы кто, какой ураган бушевал в это время в её душе! Особенно глядя на то, как исказилось лицо Алексея. Больно? Тяжело? Неприятно слышать? А он хоть раз подумал, каково Кире? К сожалению, девушка не могла ответить даже на этот вопрос. Ответ попросту был неизвестен.
- Кира не говори так! - резко подскочив, Лёшка отвернулся, и, сунув руки в карманы, уставился в окно.
- Как мне говорить, если родной отец отказался от него? - инстинктивно положив руку на живот, пытаясь таким образом оградить малыша от внешних, неуловимых потрясений, не удержавшись, выдала Слепцова. И тут же пожалела о своих словах.
Вздрогнув от услышанного, Лёша повернулся обратно. И пересекая разделяющее их расстояние, в пару шагов оказался рядом с Кирой. Упираясь ладонями в стол, он, нависая над столешницей, наклонился к девушке. Около минуты буквально сверлил её взглядом, который предвещал мало чего хорошего. Молчаливо. Угрюмо. Раздраженно. Упрямо поджав губы. Словно о чем-то раздумывал и на что-то решался.
Несколько раз за это время Кира приоткрывала рот, чтобы что-то еще добавить. Сказать. Быть может возразить и извинится за сказанное ранее. Чего бы там не говорил Лёшка, она не имела права давать такие категоричные заявления. Алексей ведь, не смотря на сомнения, пока ни от кого не отказывался... Во всяком случае если и отказывался, то негласно. Не вслух. К тому же зачем-то он сюда пришел. А она... что она опять несет?
- Кира ты... - приподнимая руку, Лёша взмахнул указательным пальцем перед лицом девушки, пытаясь найти какие-то верные слова для возражения. После чего со свистом втянув воздух, и опуская руку, с нажимом отметил, - ты неправа, Кира.
- Лёш, зря мы затеяли этот разговор, - не в состоянии выдержать и дальше на себе пытливый взгляд Мартынова, Кира быстро подхватилась, пытаясь отступить от мужчины на более безопасное состояние.
Не то чтобы она боялась, что он способен причинить ей зло, просто... не могла находиться рядом с ним на столь непростительно близком расстоянии. Эта его близость вызывала трепет в сердце. Трепет влюбленной в него дурочки. Но Алексей не должен был этого заметить. Равносильно, как и то, что волнует Киру. Все так же, как и раньше. А в чем-то может даже сильнее...