– Боже мой, из самострела! – содрогнулась Морин. – Какая дикость!
– Ты, наверное, читала об этом в газетах несколько месяцев назад. Об этом писалось на первых страницах.
– Ну, понятно, почему я пропустила это, – предположила Морин. – Теперь я в газетах ничего не читаю, кроме рецептов.
Джесс безуспешно старалась скрыть ужас на своем лице.
– Газеты нагоняют на меня тоску. – Морин наполовину объясняла, наполовину извинялась. – Да и времени на них нет. – Ее голос понизился до шепота.
– Так, что вкусненького ты приготовила сегодня для нас? – Барри сел на тахту рядом с женой и взял ее руки в свои.
Морин сделала глубокий вдох, оторвав глаза от Джесс и смотря прямо перед собой, как будто она что-то читала на воображаемой школьной доске.
– Для начала будет что-то вроде черепашьего супа, потом жареный цыпленок, осыпанный зернами сезама, сочный батат и тушеные овощи, потом зеленый салат с орехами и сыром «горгонзола» и, наконец, мусс из груш с малиновым соусом.
– Звучит фантастически. – Барри еще раз пожал руки жены. – Звучит так, как будто ты это готовила целую неделю.
– Звучит, как будто я с этим возилась больше, чем на самом деле, – скромно отозвалась Морин.
– Не знаю, как это тебе удается, – сказала Джесс, несколько споткнувшись на слове «как», потому что на самом деле она хотела спросить «почему».
– На деле я нахожу это занятие успокаивающим.
– Ты должна попробовать заняться этим, Джесс, – посоветовал Барри.
– Ты должен умять все это, Барри, – предложила, со своей стороны, Джесс.
Опять оба оказались на ногах.
– Ну все! – воскликнул он. – С меня достаточно!
– Ты хватил через край, – заявила Джесс. – В течение долгого времени и все за счет моей сестры.
– Джесс, ты неправа.
– Я неправа, Морин? – Джесс начала расхаживать по комнате. – Что с тобой стряслось? Когда-то ты была ослепительная умная женщина, которая знала содержание газет от корки до корки. А теперь ты видишь в них только рецепты! Господи, ты же могла стать вице-президентом компании! Теперь твой путь только до кухни! Этот мужчина по горло завалил тебя грязной посудой и грязными пеленками, и ты пытаешься убедить меня в том, что тебе это нравится?
– Ей совсем не надо убеждать тебя в чем бы то ни было, – сердито произнес Барри.
– Думаю, что моя сестра вполне способна высказаться самостоятельно. Или здесь появилось еще одно новое правило?
– Которому ты завидуешь.
– Завидую?
– Да, завидуешь. У твоей сестры есть муж и семья, и она счастлива. А что у тебя? Холодильник, набитый замороженной пиццей, и эта чертова канарейка!
– Теперь тебе осталось сказать, что по настоящему-то мне требуется лишь одно – хороший любовник.
– Джесс! – Морин испуганно посмотрела в сторону лестницы, ее глаза наполнились слезами.
– По-настоящему тебя надо было бы отшлепать, – сказал Барри, подходя к роялю возле широкого окна и ударив суставами по клавишам. Раздался неприятный смешанный звук звонких и глухих тонов, который прокатился по всему дому, как пламя, охватившее сухой кустарник. Наверху заплакали близнецы, сначала один, потом другой.
Морин склонила голову на грудь, плача, уткнулась в белый воротник своей блузки. Потом, не глядя ни на Джесс, ни на Барри, вышла из гостиной.
– Черт подери! – прошептала Джесс, ее глаза тоже увлажнились.
– Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, – спокойно произнес Барри.
– Знаю, – отозвалась Джесс голосом, полным сарказма. – Ты не забываешь обид. Ждешь возможности расквитаться. – В следующее мгновение она уже поднималась по лестнице вслед за сестрой. – Морин, пожалуйста, подожди. Я хочу поговорить с тобой.
– Тебе нечего мне сказать, – отозвалась Морин, отворяя дверь детской комнаты, оклеенной светло-сиреневыми обоями. В нос Джесс бросился сильный запах талька, подобный крепкому наркотику. Она несколько отпрянула, и у нее опять закружилась голова, перед глазами пошли круги. Она прислонилась к притолоке двери, наблюдая, как Морин хлопотала над своими маленькими дочками.
Детские кроватки стояли под прямым углом у противоположной стены. Над ними на ниточках висели крошечные жирафы и плюшевые медвежата. Посреди комнаты стояли большая плетеная качалка и мягкое кресло, обитое материей в бело-розовую полоску, а также столик для пеленания и высокая стопка бумажных пеленок в красочной обертке. Морин склонилась над кроватками и ворковала над своими малышами, разговаривая с Джесс через плечо слегка нараспев, что смягчало остроту ее слов.
– Я не понимаю тебя, Джесс. Честно, не понимаю. Ты же знаешь, что Барри и наполовину не принимает всерьез то, что говорит. Ему просто нравится подтрунивать над тобой. Почему ты всегда попадаешься ему на крючок?
Джесс покачала головой. С кончика ее языка готовы были сорваться миллионы объяснений, но она проглотила упрек, позволив себе лишь извиниться:
– Мне очень жаль. Прости. Я не должна была так терять контроль над собой.
– Не знаю, как это получается всегда, когда вы сходитесь с Барри вместе. Только раз от разу все хуже.
– Как бы я ни старалась, он всегда находит возможность зацепить меня.
– Ты сама себя дергаешь.
– Может быть. – Джесс стояла, прислонившись к двери, и слушала, как затихают младенцы при звуке материнского голоса. Может быть, ей рассказать о том, что ей угрожал Рик Фергюсон, и о кошмаре и приступах беспокойства, которые явились следствием этой угрозы? Может быть, Морин обнимет ее и приласкает, скажет ей, что все будет в порядке? Как она нуждалась в этом объятии, как она жаждала, чтобы ее приласкали!
– У меня выдался действительно скверный день.
– У нас у всех бывают свои скверные дни. Но это не дает тебе права вести себя придирчиво и нелюбезно.
– Я же извинилась.
Морин вынула из кроватки одного из близнецов.
– Вот, Кэрри, иди наплюй на свою противную тетушку Джессику. – Она передала младенца в руки Джесс.
Джесс прижала ребенка к своей груди, ощущая губами мягкость головки младенца, вдыхая сладковатый запах, исходящий от него. Если бы только она могла все вернуть, начать все сначала, она бы многое сделала по-другому.
– Иди к своей мамочке, Кло. – Морин взяла на руки второго ребенка. – Необязательно из-за всего устраивать стычки, – сказала она Джесс, нежно баюкая младенца.
– В юридическом колледже нас учили не этому.
Морин улыбнулась, и Джесс поняла, что получила полное прощение. Морин никогда не сердилась долго. Она с детства отличалась своей незлобивостью, всегда стараясь все уладить, в отличие от Джесс, которая могла точить зуб на кого-нибудь много дней – черта, которая просто сводила с ума их мать.
– Думала ли ты... – начала фразу Джесс, потом заколебалась, не зная, стоит ли продолжать. Раньше в разговорах с Морин она не затрагивала эту тему.
– Думала ли я о чем?
Джесс начала баюкать ребенка, покачивая его на руках.
– Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – медленно спросила она.
На лице Морин отразилось потрясение.
– Что?
– Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – повторила Джесс, стараясь говорить спокойным голосом, стараясь не смотреть в испуганные глаза Морин. – Знаешь, в толпе. Или на другой стороне улицы. – Ее голос прервался. Неужели она говорит так же нелепо, как и чувствует себя?
– Наша мама умерла, – твердо произнесла Морин.
– Я просто имела в виду...
– Зачем ты мучаешь так себя?
– Я ничего плохого себе не делаю.
– Посмотри на меня, Джесс, – попросила Морин, и Джесс неохотно повернулась в сторону сестры. Две женщины, каждая из которых держала на руках младенца, всматривались в карие глаза друг друга, находясь на разных концах комнаты. – Наша мама умерла, – повторила Морин, в то время как Джесс чувствовала, как немеет ее тело.
Они услышали звонок в дверь.